Ротмистр

Перекусив, господа прогулялись по окрестностям и совершили инспекцию подворий. Дом с кирпичным фундаментом занимал станционный смотритель с женой и грудным ребенком. Мрачная женщина с черными кругами под глазами не удостоила гостей ни взглядом, ни словом, и, баюкая непрерывно орущего младенца, скрылась в другой комнате. Смотритель предъявил земельную метрику и проводил господ в огород. Точнее, выпроводил. Вон, мол, межа. Перемерять саженью? Извольте-с! А мне нездоровится, знаете. Пойду прилягу…

По соседству со смотрителем проживали обходчики путей. Первый обходчик по прозвищу Седой следил за участком в пятнадцать верст налево, если глядеть от хутора. Второму, по фамилии Кривошеев, достались четырнадцать верст вправо. С Седым побеседовать не удалось, потому как ушел он спозаранку по шпалам. А Кривошеев, напротив, оказался дома и в весьма веселом расположении духа, поскольку, не смотря на ранние часы, успел уже пропустить внутрь стаканчик-другой.

– Матушка моя, – представил он хлопочущую у стола сухенькую женщину и подставил макушку под материнский поцелуй. – Прошу вас, господа, с нами отобедать чего ни стало с нами.

– Благодарю, – отозвался Вортош, – разве что чайку…

– Кто же вы будете такие? Откудова в наших краях?

– По земельным делам мы. Из уезда…

– Эвона, хватили! – махнул рукой Кривошеев. – Тут земли сколь угодно! Желаешь – паши, желаешь в бочки засаливай! Вона надысь соседка Прасковья-то померла, пашня гуляет. Не надо никому!… Ничейная землица-то выходит, – Кривошеев понизил голос, – дармовая!… А все отчего?

– Отчего? – переспросил Вортош.

– Оттого, что нету порядка! Вот, к примеру, я. Захочу – пойду по путям, захочу – дома останусь.

– Ой, не ходи, сынушка, не ходи! – запричитала мать.

– Сегодня, так и быть, не пойду! – Кривошеев залпом опрокинул полстакана, со стуком утвердил тару обратно и потянулся за квашеной капустой.

– А что же смотритель станционный?

– А что смотритель?… Что это за смотритель такой, которого я по матери могу, – Кривошеев икнул, покосился на образа и мелко перекрестил рот. – Прости Господи!… Нет порядка в отечестве! Нет!…

– Скажите, – спросил Ревин, – а соседка ваша, Прасковья она старая была или молодая?

– Да не то, чтобы старая, – Кривошеев пожал плечами, – но и не молодая. Так себе, бабенция…

– А от чего же она умерла?

– Так известно от чего, – хмыкнул Кривошеев.

– От чего все умирают, оттого и она, от смерти, – мать неодобрительно покосилась на сына.

– Ладно, засиделись мы! – вскинулся Вортош. – Спасибо!

– А это вы вчера стучались-то? – прищурился на господ Кривошеев.

– Мы, – кивнул Ревин. – Отчего ж вы не открыли?

– Так известно отчего, – Кривошеев снова хмыкнул. – Не открывают у нас по ночам-то… Потому как нет порядка в отечестве! Нет!…

На месте хаты, где жила покойная Прасковья, остались только обгорелые головешки да куча битого кирпича от печи. Странное дело, но следов таких пожарищ обнаружилось на хуторе несколько. Не жгут в селах пустующие дома. Стоят себе такие с заколоченными окнами да дверьми, ждут новых жильцов. Кому, край как надо сына отселить, отделить хозяйство, кого красный петух клюнет. А в Жох-Пырьевке ни одной заброшенной хибары.

Но куда большее удивление вызвало у приезжих господ посещение кладбища. Вортош, тот всегда говорил, что изучение местности нужно начинать с погостов, где, словно в зеркале, отражаются последние несколько лет жизни селений. Каков средний возраст усопших? Много ли мертворожденных? Кого больше, мужчин либо женщин? Сколько за оградой самоубийц и иных хоронимых без креста? На основании этих вопросов можно нарисовать развернутую картину, которая высветит многие скрытые моменты.

По виду Жох-Пырьевское кладбище ничем не отличалось от тысяч других: та же покосившаяся, упавшая местами ограда, врата под крышей из драни, почерневшая от времени икона под коньком. По соседству со старыми безымянными могилами – несколько свежих. Их сразу видно по крепким крестам и надписям, которые еще можно разобрать. Вот здесь, пожалуй, сходство заканчивалось.

Все до одной новые могилы стояли раскопанными. Не просто с разрытыми холмиками, а именно раскопанными. Кое-где виднелись доски гробов: на Руси кого хоронят в домовине, кого так.

– Ну что, – съязвил Ревин, – проясняется картина? Что-то вы прямо с лица спали…

Он безбоязненно спрыгнул в ближайшую яму, приговорил, спустя какое-то время:

– Покойника нет.

Покойников не было нигде.

– Мне как-то не по себе, – признался Вортош.

– Да уж… Тут есть от чего… Итак, что мы имеем? – Ревин отряхнул руки, – Все чего-то недоговаривают и боятся, это раз. Мертвецы исчезли из могил, два. По ночам по хутору кто-то разгуливает, три. Что еще?

– Самое интересное мы проспали, вот что…

– Кстати, говоря, я не заметил здесь ни одной Прасковьи!…

– Не понимаю…

– Обходчик этот, который при маменьке, говорил, помните? Про соседку, что померла?…

– Не может быть! – воскликнул Вортош.

Читая надгробия, он обежал кладбище несколько раз, но был вынужден с Ревиным согласиться. Среди захоронений последнего года-двух "рабы Божьи" с таким именем отсутствовали.

– Это, пожалуй, четыре!…