Читаем Ротмистр полностью

— Э-эх, — Птах махнул рукой, — не скоро… Лет через сто… Может, позже… Как пойдет… Врата из досок и гвоздей не построишь. Оне-то молодые, дотянут. Ну, а я уж… Вона, Федюнька за меня постарается, если что… Да, не гляди ты на меня, как будто я из ума выжил! Все, что положено знать, знает малец. Вот здесь у него все, — Птах постучал пальцем по виску. — А там уж… Когда срок приспеет, внуки его или правнуки дотумкают. Разберут дедову схему…

— Ишь как!.. А если нет?

— Ну так, ты пособишь, мил человек, — Птах подмигнул.

— А вам самому-то сколько будет?

Птах усмехнулся.

— А сколько дашь, Матвей Нилыч?

— Выглядите бодрячком, но, побьюсь об заклад, восьмой десяток разменяли. Нет?..

— В корень зришь! Разменял!.. Лет уж девяносто тому назад… Мне по-вашему, — Птах прищурился, что-то прикидывая в уме, — сто шестьдесят четыре годка выходит…

— Ох, ты! — Ливнев покачал головой.

— Да!.. Давно в небо дышу…

— Значит, вас трое всего? Ну, здесь…

— Трое, — кивнул Птах. — Поодиночке-то нас забрасывают редко. Все чаще вдвоем.

Или уж как придется… И чтобы обязательно женщина была и мужчина, пара, значит. Если мир окажется безлюдным, им надлежит род начать, стать первыми прародителями… Это еще обстоятельство на руку сыграло. Наши-то Адам с Евой себе такого даже помыслить не могут… Все равно, как кошка с собакой… Ага…

Под ногами зачавкало. Разлапистые великаны-ели сменились чахлой порослью болота. Ливнев тревожно поглядывал на проводника, но тот излучал собой полнейшую невозмутимость, уверенно вел куда-то. Остановился Птах у лесного озерца, затянутого тиной. Подождал, покуда соберутся приотставшие попутчики. Такой, на самом деле, водился в единичном числе. Савка натужно волок доверху заполненный короб, парил, словно взопревший конь. Скинув ношу, облегченно перевел дух. Посетовал:

— Эх-ма! Все грибные места-то и прошагали…

— Я так понимаю, — Вортош скривился, — у нас теперь рыбалка по плану?.. Птах не ответил. Присел на корточки и, сложив ладонь лодочкой, захлюпал условным стуком по воде. Раз. Другой. Отступил назад.

— Особам впечатлительным, — не удержался от комментариев Ревин, — беременным женщинам и детям рекомендуется отвернуться. Первое время ничего не происходило. Потом по озерцу пробежала волна, черная гладь вздыбилась, и на берег с кряхтеньем неспешно выползло немалых размеров чудо-юдо в придонном иле, ряске и водорослях.

— Мать честна, — Савка попятился с испугу и сел, — водяной…

Вперед выступил Ревин, заговорил на странном квакающем языке. Существо никак на это обстоятельство не прореагировало, стояло не шевелясь, лишь подрагивало слегка, будто студень. Со стороны казалось, что состоит оно целиком из воды, по чьей-то странной прихоти обретшей способность держать форму. Внутри существа просматривались на свет полупереваренные останки лягушек и мелкой рыбешки. Ревин завершил свою затейливую руладу. Существо молчало. Потом вздохнуло совсем по-человечески и пробулькало вполне для уха сносно:

— Говори нормально… Я разумею вашу поганую мову…

— Что… это?.. — сглотнул Вортош.

— Это – слим, — пояснил Ревин господам. — Слим, это представители коренного населения.

— Польщен, — пробулькало существо без энтузиазма.

— Мы, собственно, тоже, — нашелся за всех Ливнев.

— Позволяешь ли ты присутствующим обращаться к тебе без имени, по общему названию расы? — спросил Ревин.

— Валяйте! — отрешенно разрешил Слим и устремился куда-то вперед. — От моего имени у коренного населения заболит горло…

Существо наползло на берестяной короб с грибами, помуслякало внутри себя деловито и исторгло наружу. Пустой. Грибы оставило. Савку такая бесцеремонность вывела из состояния ступора. Пока господа вели непонятный его уму разговор, Савка подобрался к существу, как ему показалось, сзади, и из любопытства да из озорства решился ковырнуть студенистое тело веточкой. Сначала пруток не встречал никакого сопротивления, будто и впрямь чертил воду, но потом неведомая сила выдернула его из пальцев и выплюнула по другую сторону. Савка попробовал швырять в слима шишками. Тот некоторое время копил их в себе и неожиданно выдал очередью, заставив Савку присесть и закрыться руками.

— Ты ба лучше, — улыбнулся Птах, — чего съедобного ему сыскал…

Не заставляя просить себя дважды, Савка прошвырнулся по округе, притащил десяток длинноногих, росших во мху подберезовиков и пригоршню непоспевшей еще клюквы. Слим мгновенно заглотил дары леса и не преминул между прочим в адрес Савки заметить:

— Воспитанный молодой человек.

— Мы нуждаемся в твоей помощи, Слим, — Ревин попытался вернуть разговор в прежнее русло.

— Это я уразумел сразу, — пробулькало существо. — Не грибами же вы меня пожаловали покормить… Вопрос в том, что мне за выгода вам помогать?

— Ты хочешь вернуться домой? — спросила Евдокия. — Хочешь, думаю… Если тебе известен способ, как это сделать без врат, не смеем боле беспокоить. Кукуй в своем болоте дальше… Только помни, что Сыпь вратами не пользуется, они ей без надобности… Как и лишние свидетели…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза