У меня в то время могли быть розовые волосы, которые внезапно становились сиреневыми. Это была краска «Крэйзи Калэ», и ее цвет не соответствовал заявленному на упаковке.
Сначала такими «модными» изысками страдали только мальчики, девочки подобным не занимались. Вы знаете, какие они, эти девочки, они хотят выглядеть красивыми, чтобы потом работать секретаршами. Однако постепенно они к нам присоединились. Первыми стали представительницы Bromley, а также Siouxsie and the Banshees и тому подобные. Они просто очень хотели выглядеть модно. Ранее они были ближе к утонченной элегантности Roxy Music, и в конце концов им это надоело, поэтому они начали использовать в качестве предметов гардероба рыболовные сети, а мы – пластиковые вкладыши для мусорных баков. Название Bromley было позаимствовано у одного пригородного паба в Южном Лондоне. После концерта Pistols они пригласили всех нас на домашнюю вечеринку. Для меня она закончилось как дискуссия, в то время как остальные танцевали под своего дурацкого Боуи. Мы обсуждали, как следует подходить ко всему этому, как стоит себя позиционировать. Я не согласен, что это был какой-то план. Мы определенно указали окружающим направление, но, конечно, противостоять моде тоже стало модным течением. Тогда и пришло время продолжать или что-то менять.
КЭРОЛАЙН КУН:
Это был первый раз, когда в панк-движении женщины выступили равными партнерами мужчинам. До того времени женщин-скинхедов или тэдди просто не было.
Еще интереснее было видеть женщин, стоящих бок о бок с мужчинами. В контексте того, чем мы занимались, для меня это был огромный шаг вперед. Лично я считаю настоящим прогрессом исчезновение эти мерзких женщин-хиппи, которые только и делали, что вышивали. Джонни Роттен использовал свои собственные булавки, скреплявшие его одежду. Женская работа больше не требовалась. Джонни Роттен разрывал одежду, потому ему не надо было идти домой и просить любовницу ее зашить.
ДЖОН ЛАЙДОН:
Панк начинался вовсе не с музыки. Берни Родс заметил меня в моей футболке «Я ненавижу Pink Floyd» на Кингс Роуд и попросил меня вернуться чуть позже, ночью, чтобы встретиться с Малкольмом, Стивом Джонсоном и Полом Куком в пабе на Кингс Роуд. Я не собирался идти один. Я мог бы пойти с Вублом, но пошел с Джоном Грэем. Черт, тогда все это выглядело для меня как подстава. Майкл спросил меня, хочу ли я быть в группе, я понял, что они, должно быть, шутят, причем очень цинично. И это действительно разозлило Стива. Он был немного агрессивен и не слышал, что я говорил. Пол же просто сидел и все время ухмылялся. Когда паб уже закрывался, Берни Родс, наконец, решился и сказал: «Давай вернемся в магазин и посмотрим, сможешь ли ты что-то исполнить или сымитировать несколько песен!» Я возразил, что имитировать я могу, но выдавить из себя хотя бы ноту у меня не получится. Я знал наизусть песни Элиса Купера, но что слушал Малкольм, я понятия не имел. В его репертуаре была музыка шестидесятых, которую я не переваривал. Я мог имитировать лишь песню «18» Купера. Но Малкольм что-то увидел во мне, хотя Пол до последнего думал, что он прикалывается. Стив же был взбешен и постоянно причитал: «Я не буду работать с этой гребаной телкой! Он же вечно ноет и злится!»
СТИВ ДЖОНС:
Я впервые встретил Джона в магазине Макларена. Он пришел с зелеными волосами. Мне показалось, что у него было интересное лицо. Мне нравилось, как он выглядел.
На нем была майка «Я ненавижу Pink Floyd», скрепленная булавками. В нем было что-то особенное, и как только он начал говорить, мы сразу оценили тот факт, что он чертовски умен.
ДЖОН ЛАЙДОН:
Я признаю, что вел себя как козел, когда впервые встретил Стива и Пола, я правда тогда очень нервничал.