Это была одна из тех ситуаций, когда ты видишь что-то новое, что-то экстраординарное, но крайне мало окружающих могли как-то подхватить эту волну и даже просто адекватно воспринять ситуацию. Особенно это касалось кучки журналистов. Помню, как Кэролайн Кун, Джон Ингхэм и Джованни Дадомо писали о музыке с таким энтузиазмом и привкусом сенсации, словно говорили о модной тенденции.
После концерта в Уолтхэмстоу, на котором мы поддерживали Kilburn and the High Roads, я попал в больницу, потому что по дурости прошелся по сцене в резиновой майке. Три песни я промучился, после чего просто охренел от жары, буквально начал задыхаться. Рубашка расползлась, и ее остатки я продал Сиду. То же произошло и с ним. Безумием было надевать подобное в середине лета. Было восемьдесят пять градусов[39]
, но Сид заявил, что мода превыше всего. Но и он потерпел поражение.Ни у кого вокруг не было имиджа, хотя бы отдаленно похожего на наш. Вся эта панк-тусовка, раболепно копировавшая наш имидж, появилась гораздо позже. Мы часто меняли свои образы. Например, в одну неделю я выглядел как настоящий тедди-бой.
Мне нравилось зачесывать волосы наверх. Вообще-то тедди были нашими идеологическими врагами. Поэтому они представляли для меня интерес. Я ходил на мероприятия, где собирались тедди. Все они знали, кто я такой, но находили забавным тот факт, что такой панк, как я, король ужасов, сидел среди них, и прическа моя была значительно лучше.
Мы постоянно переходили все границы. Подобное происходило в клубе «Лейси Лейди», где собирались соул-бойз. Парни в тяжелых ботинках никогда не доставляли нам никаких проблем. Они думали, что если у нас кишка не тонка находиться в таком виде посреди танцпола, скача, как йо-йо, то остается, блин, только пожелать нам удачи.
Удивительно, на какие вещи можно напороться и куда вообще можно прийти, если начать игру сурово и жестко. В конце семидесятых на улицах происходило множество драк между тедди и панками. Но если ты вдруг внедрился в стан врага и оказался по центру, то они тебя не трогали, они просто не могли поверить, что ты настолько наглый, бесстрашный засранец. Если будешь показывать всем видом, что ты не в своей тарелке, тебя моментально из этой тарелки выпихнут. Если же тебе комфортно в таком окружении, то людям возразить нечего. Поэтому если уж они собрались меня отмудохать, то они все равно это сделают. А пока ты среди них, у них случается ментальный блок, проще говоря, взрыв мозга, и они не могут тебя вычислить. Благодаря таким приемчикам я смог найти себе друзей среди тедди-боев. Один из них был футбольным хулиганом из Миллволла. Он находился тогда в клубе «Спикизи» и отметелил как-то раз Джо Страммера. Он был чертовым придурком, крупным и жестоким. Ему не нравился Джо, и он решил, что все, о чем поют Tha Clash, – это ложь, фальшивая поддержка рабочего класса. Вскоре Джо побила и толпа тедди. Это случилось в туалетной комнате «Спикизи». Позже, когда я умотал в Штаты, этот парень начал приглядывать за местом, где я жил.
Тедди отличались от панков по многим критериям, в том числе и возрастным. Среди них нередко встречались парни в возрасте, многие уже были отцами и тусовались с детьми. Панк тогда еще был очень молод. В то время драться с тедди было все равно, что драться с пожилыми людьми – полный абсурд.
Мне очень нравился Стив Джонс. Он был абсолютно честно нечестен. Он мог спереть что угодно. Он может спереть шнурки от твоих ботинок и не признаваться, но если ты дашь ему отпор, то он непременно признается, что это его рук дело. Он ничего не отрицал, и это мне нравилось. Разве это не по-детски? Мне кажется, что это само по себе замечательное качество. Не сам факт кражи, а факт того, что он может в ней признаться. Он был очень импульсивен, и все это идет глубоко корнями в его воспитание. Его детство было ужасным. Он чувствовал, как его мать ненавидела его. Помню, как мы с ним ходили по улицам. У нас не было ни гроша, а ему нужно было в дом его матери. Мы прошли чертовски длинный путь пешком от Кингс Роуд до Баттерси. Мы пришли домой, а его мама нас не впустила. Мы ждали, пока она выйдет. Я никогда не забуду, как она орала на Стива: «Ты, чертов ублюдок!» Может быть, Стив не был золотым ребенком, но эй, мамаша, прозрей уже, это ведь твой сын!
Стив Джонс все время, что я его знаю, терпеть не мог бывать дома. У него всегда были серьезные проблемы с общением и взаимодействием с окружающими. Если ты попытаешься с ним сесть и обсудить какую-то проблему или ситуацию, то он не выдержит этого, вскочит и убежит. Лишь в последние годы мы способны общаться с глазу на глаз без саркастических подколов. Сейчас мы уже можем поговорить как положено.