Он замолчал. Несколько минут в комнате стояла тишина — лишь потрескивали догорающие поленья. Наконец Ланн заговорила.
— «Чтоб стать добычей»? — хмуро переспросила она.
— Там говорится о животных… Имеются в виду снежные черви? — спросил Норрис.
Роуэн покачал головой:
— Нет, букшахи. За последние несколько недель они не раз ломали изгородь и уходили с пастбища, и все время я приводил их домой. Теперь я знаю, что нужно было отпустить умных животных на волю. Сегодня ночью сгорело сено. Букшахам больше нечего есть. И они ушли, показав путь, по которому мне надо идти вслед за ними.
Ланн недоверчиво посмотрела на Роуэна:
— В пророчестве говорится, что пойти должны четверо. Слышишь, четверо, а не ты один, но Бронден ранена, а я… Я очень слаба.
Было видно, что старухе не так легко признаваться в собственной слабости, но ни один мускул не дрогнул на ее лице — оно было будто высечено из камня.
Норрис приподнялся на стуле.
— Я пойду с Роуэном, — сказал он.
Ланн сжала губы.
— Ты не сможешь, — спустя какое-то время произнесла она.
— Нет, смогу, — возразил Норрис. Он обернулся к Роуэну — тот покачал головой, но Норрис настаивал на своем: — Даже и не думай, дружище, уйти втихаря. Я поползу следом. Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.
Роуэн услышал тихий голос Шаран:
— И я пойду с тобой.
— Нет! — крикнул Роуэн. — Норрис, скажи ей…
Но Норрис смотрел в сторону, не произнося ни слова.
Роуэн глянул на них и задумался. Как он мог им отказать?
— Успокойся, — сказала Ланн. — Ты, Норрис и Шаран — ведь вас только трое.
Роуэну вспомнилось зловещее пророчество Шебы. Видения поплыли перед глазами, подобно расписанным шелкам, что дрожали, раздуваемые ветром.
Вот трое бредут по снежной пустыне, а четвертый, невидимый, наблюдает за ними. Трое прячутся в пещере, и снова тень четвертого где-то рядом.
Мальчика била дрожь.
— Троих достаточно, — буркнул он.
— Откуда ты знаешь, что достаточно? — недоверчиво спросил Норрис.
Роуэн не знал, что ответить. Мысленно он проклинал себя за то, что проговорился.
«Когда узнаешь, что это, станешь таким, как я».
Перед ним вновь возникло лицо Шебы. Он вспомнил ее злобную ухмылку и отвратительное хихиканье. Слюна собиралась в углах старухиного рта, когда она, склонившись над очагом, от которого исходил горьковато-терпкий запах, бормотала свои страшные заговоры. Жители деревни боялись Мудрейшей и не любили ее.
Нет, Роуэн не хочет быть таким, как эта отвратительная старуха. Да, он может предсказывать будущее, но пророческий дар, которым наградила его Шеба, подобен позорному клейму. Роуэн понимал, что провидческий дар придется скрывать, что никому не следует рассказывать о своих чудесных видениях. Если вдруг кто-нибудь узнает о них… Роуэн тут же представил себе, как в презрительной ухмылке исказится лицо Ланн. Нет, ни за что… Ведь даже его друзья Норрис и Шаран отвернутся от него, охваченные суеверным ужасом.
— Троих, — повторил Роуэн, — троих, должно быть, хватит.
— А как ты думаешь, куда пошли букшахи? — хрипло спросила Ланн.
Роуэн закусил губу.
— Я полагаю, к Горе, — ответил он наконец. — И нам следует отправиться туда же.
9. Сундук с резной крышкой
Сборы заняли не слишком много времени. Роуэн, Шаран и Норрис быстро упаковали одежду, еду, факелы, веревки и масло. Все уже было сложено, и оставалось только ждать рассвета. Роуэн понимал, что нет смысла пускаться в путь ночью, но все-таки беспокоился, ведь выпавший снег мог замести следы букшахов.
Ланн, дежурившая у постели Бронден (плотничиха так и не пришла в сознание), велела всем отправляться спать, но ее послушался только Норрис. С необыкновенной беззаботностью, которой так не хватало Роуэну, он лег и через минуту уже храпел.
Шаран отправилась в угол комнаты, туда, где была ее постель. Там Ланн не могла видеть девочку, и она, устроившись у подрамника, снова взялась за кисть.
Роуэн не мог заснуть. Он то и дело выбегал на улицу посмотреть, не замело ли следы букшахов. К счастью, ночью не было снегопада и следы животных оставались свежими.