Роуэн подумал о полных жизни и трепещущего света ярких картинах Шаран. Она была продолжателем дела предков — создательницей прекрасных полотен, исполненных правды и невыразимой прелести.
«Конечно, — подумал он, — ведь Шаран тоже дочь своего народа. Она — плоть от плоти Рина. Не того Рина, каков он сейчас, но Рина прежних веков — земли счастливого племени, еще не испытавшего ига зибаков, где художники жили вместе с воинами, а нежность и красота ценились так же высоко, как смелость и отвага».
Вдруг разрозненные мысли, как кусочки мозаики, сложились в единую картину. Внезапно Роуэн все понял.
Нас четверо… Мы — части единого целого…
Шаран и Норрис — живое свидетельство прошлого народа Рина, живое доказательство правдивости той истории, о которой рассказывают шелка.
Роуэн привел их в долину Рина.
А Зеел помогла ему сделать это.
«Гора разгневалась и наказывает нас».
У Роуэн от ужаса подкосились ноги.
Узкая тропа, проложенная букшахами, извивалась между утесами. Роуэн шел впереди, за ним — Норрис и Шаран, а позади — Зеел.
Путь был труден для всех, но особенно для Норриса, ведь у него сильно болела нога. Шаран тоже очень устала, но ни брат, ни сестра не просили об отдыхе. Начинало смеркаться, и все понимали, что до наступления темноты нужно выбраться из скалистого ущелья.
Скалы, окружавшие их со всех сторон, становились все выше и выше, огромные утесы закрывали собой небо. Тропа превратилась в еле заметную узкую стежку, петляющую меж черных скал. На утесах, что высились, как отвесные стены, Роуэн заметил длинные царапины. Он догадался, что это следы от рогов букшахов: для огромных животных тропка была слишком узкой.
Сердце Роуэна учащенно забилось — ему показалось, что вдруг задрожал волшебный медальон.
— Не нравится мне это место, — мрачно сказала Зеел. — Мы тут как в западне. Если кто-нибудь выскочит нам наперерез, и бежать будет некуда.
Норрис с ней согласился. До Роуэна голоса друзей доносились будто издалека. Тропа резко свернула, и внимание его поглотило странное зрелище — Роуэн знал, что никто, кроме него, этого видеть не мог. Впереди, совсем недалеко от них, огромные скалы образовали высокую арку. Из арки лился голубоватый свет. А там, за аркой, кто-то был, кто-то двигался.
Роуэн пригляделся и смог различить темную фигуру в тяжелом плаще, развевающемся на ветру, за ним вторую, третью, четвертую. Странники в длинных плащах куда-то спешили, объятые голубоватым светом. Они шли быстро, один за другим, почти бежали…
Они боялись. Роуэн явственно ощущал это. Их страх стал его собственным страхом.
«Торопитесь! Не отставайте друг от друга! И не смотрите…»
Мурашки побежали у него по коже, но через несколько секунд фигуры странников уже растаяли в воздухе.
Роуэн прислонился к скале. Колени его дрожали. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Он отчетливо видел, что неприступные утесы и правда образовали высокую арку — оттуда и впрямь лился голубоватый свет. Роуэн услышал удивленные возгласы друзей: Зеел, Норрис и Шаран поравнялись с ним и тоже увидели волшебное сияние, но Роуэн не мог вымолвить ни слова.
Ему было ясно, что за высокими скалистыми сводами таилось что-то ужасное. Чтобы унять дрожь, Роуэн схватился за выступ в скале.
— Что это?! — воскликнула Шаран. — Что это за место? Что нам делать?
Роуэн внезапно ощутил жар, исходящий от медальона. Он дернулся от жгучей боли и попытался вытащить медальон из-под рубашки, но оторвать его от кожи ему не удалось. Металл становился все горячее, и чем яростнее Роуэн тянул за шнурок, тем сильнее впечатывался в его тело раскаленный медальон.
Роуэн сжал руками горло, закричал и упал на снег. Норрис, Шаран и Зеел кинулись к нему, но что они могли сделать, что? Раскаленный кусочек металла, висевший у него на шее, проник в его плоть — все тело горело, кости плавились, а горло будто наполнилось пылающими углями. Роуэн задыхался, бился… Он хотел было снова закричать, но ни звука не вырвалось из искаженного судорогой рта.
Вместо крика из его горла вырывались пламя, дым и пылающие угли. Извиваясь в смертной муке, он вдруг понял, что это не угли, нет… это ужасные слова. Роуэн услышал скрипучий голос, читающий стихотворение, но не сразу осознал, что это стихотворение читает он сам.
Едва последнее слово сорвалось с его помертвевших губ, Роуэн закрыл глаза. Больше он ничего не помнил.
11. «В этой пещере мудрый — слепой…»
Роуэна мутило, голова шла кругом, в ушах звенело. Он чувствовал — чьи-то нежные руки касались его лица, слышал голоса друзей, но не мог открыть глаза. «Уснуть, — думал он, — и спать беспробудным сном, больше мне ничего не нужно».
— Очнись, Роуэн! — послышался голос Зеел. Она тормошила его, заставляя прийти в себя. — Мы больше не можем здесь оставаться.