Роузуотер

И в этот момент мне приходит сообщение. Я смотрю на свою ладонь и читаю текст на гибком подкожном полимере. Это снова босс.

«Кааро, перезвони сейчас же. Я не шучу».

Глава вторая. Роузуотер: 2066

Среди ночи я прибываю в Убар. Выхожу из последнего поезда, меня ждет машина. Убар – это район между Северным ганглием и самой широкой частью реки Йеманжа. Мы едем вдоль берега, потом сворачиваем на пустые дороги к темным зданиям. Водитель останавливается перед внушительными железными воротами и ждет, пока я выйду, потом уезжает.

Я вхожу в здание, принадлежащее Министерству сельского хозяйства. Снаружи это простая двухэтажная постройка, и табличка на ней обычная – покрытый пылью герб Нигерии. Внутри – приемная и офис с открытой планировкой. На одной стене – фотографии президента в рамках, на другой – мэра Роузуотера Джека Жака. Все как обычно. Не задерживаясь, я проношусь через помещение, и моя РЧИД считывается безошибочно, как рак.

Направляюсь прямиком к лифту, идущему на подземные этажи. Они заняты и контролируются Отделом 45, или О45. Большинство никогда не слышало об этой малоизвестной ветви власти. Я о них знаю только потому, что работаю на них. До этого я был искателем и вором.

В О45 я занимаюсь в том числе допросами. Ненавижу допрашивать.

Сейчас три ноль-ноль, мы в темной комнате для переговоров. Два агента в черных костюмах стоят по бокам от заключенного, раздетого и привязанного к стулу. Глаза у него завязаны. Агенты не разговаривают, и я не знаю, какие им нужны сведения. Я не пробую их прочитать, потому что организация не прислала бы тех, кто что-то знает. Это часть идеи какого-то бюрократишки о том, что мозг объекта должен быть не запятнан ожиданиями. Они хотят, чтобы я скопировал всю информацию из его памяти. Это невыполнимая чушь, но сколько бы я ни передавал служебных записок сильным мира сего, они все равно требуют проводить допрос таким же образом.

Нельзя переписать данные с мозга на мозг, как файлы.

Передо мной мускулистый чернокожий мужчина без следов побоев, он прерывисто дышит. Время от времени он говорит «пожалуйста» на канури или хауса. Иногда он пробует игбо и йоруба, но я не уверен, что он свободно говорит на каком-то из этих языков. Мне не по себе, и я останавливаюсь в полуметре от него. Вхожу в ксеносферу. Для начала убеждаюсь, что он не сенситив. Я-образ похож на связанного мужчину. Это хорошо, значит, я не проведу тут всю ночь.

В голове у него насилие. Я вижу двоих людей, избивающих третьего в каком-то месте, похожем на задний двор. Мужчины наносят по очереди удары руками и ногами, а их жертва пытается не упасть, прикрываясь насколько возможно рукой. Человек избит, перепачкан, изо рта и носа сочится кровь. Кажется, он не боится. Более того, он, похоже, дразнит своих мучителей. Нападающие темнокожи, носят форму, береты и очки, сделанные так, чтобы они выглядели одинаковыми. Они не из нигерийской армии или полиции, по крайней мере, судя по униформе. При ближайшем рассмотрении она кажется самодельной, как у народной дружины. Кобур у них нет, но у одного сзади из-за пояса торчит пистолет.

Есть еще кое-что странное: я не чувствую запаха двора и не ощущаю на языке пыли, которую поднимает троица. Нет вкуса крови во рту, какой должен быть у жертвы, нет боли от ударов в костяшках пальцев, какую должны ощущать нападающие. Наоборот, эта картина ассоциируется со вкусом еды и питья, а точнее кули-кули [6] и пива. Еще слышны обрывки мелодии на дешевых клавишных.

Я ненадолго выныриваю из ксеносферы и осматриваю заключенного. Захожу ему за спину и проверяю связанные руки. Костяшки у него темные и мозолистые. Такими они становятся, когда отжимаешься на кулаках и бьешь что-нибудь твердое, вроде стены или деревянного манекена, чтобы потерять чувствительность и стать лучшим бойцом. Я это знаю, потому что я делал это. Я проверяю, потому что никто из участников его воспоминания не выглядел опытным рукопашником. Он в этом не участвовал.

Может, он заказчик избиения? Откуда он наблюдал?

Потом до меня доходит.

– Ах ты ублюдок хитрожопый, – говорю я.

Снова вхожу в ксеносферу. Это «воспоминание» – инсценировка. Заключенный смотрел запись на повторе, и при этом, видимо, ел и пил. Нашел, наверное, малоизвестный нолливудский [7] фильм, откуда и дурацкая музыка, и дешевая постановка. Он не сенситив, но знает, что мы существуем и что он может столкнуться с одним из нас в случае ареста. А это значит, ему есть что скрывать. Я прощупываю воспоминание по краям, словно пытаюсь отклеить ценник от упаковки. Мне нужно найти зацепку. Я сосредотачиваюсь не на зрении и слухе, а на других чувствах. Осязание, обоняние, вкус.

– Привет, Грифон.