Роузуотер. Восстание

Этот побег на два или три дюйма выше первого, и цвет у него более темный. Более здоровый. Вот правильное слово. Более здоровый оттенок зеленого. Бевон пожимает плечами, пытается выдернуть росток и вскрикивает, ощутив болезненный укол. В тусклом ночном свете видно плохо, но Бевон чувствует, что у него течет кровь. Он засовывает палец в рот и обсасывает. Потом зажигает спичку и при дрожащем огне осматривает его. Ранка неглубокая. Бевон переводит взгляд на раковину.

У растения – у нового побега – есть шипы. Как у белены, только эти толще и покрывают стебель и листья.

Бевон озадачен, но думает, что для этого есть логичное объяснение. Этот сорняк не успел бы вырасти, пока он дрочил в ванной. Он, наверное, скрывался внутри сифона и упирался в первый росток. А когда Бевон выдернул первый, этот распрямился. Распрямился, вот правильное слово. Он распрямился и выглянул через сток. У Бевона нет ни электричества, ни особого желания работать, поэтому он решает, что дождется утра, а уж потом вытащит сифон и вытряхнет из него ту дрянь, которая явно обеспечивает пропитание бобовому ростку. Хотя на бобовый росток эта штука больше не похожа.

Бевон открывает шкафчик и достает зазубренный столовый нож. Складывает пополам кусочек картона, захватывает с его помощью стебель как можно ближе к стоку и перерезает его. Растение поддается легко. Бевон собирается выкинуть его в мусорное ведро, но потом ему в голову приходит мысль получше. Он бросает росток на пол и наступает на него, растирая ногой так, словно давит насекомое, – месть за укол. Его домашние вьетнамки для такого недостаточно жесткие, и Бевон использует ножку кухонного стула, превращая растение в зеленый мазок. Потом собирает то, что от него осталось, и выбрасывает. Смачивает водой тряпку, вытирает пол, а потом выбрасывает и ее.

Он моет руки, внимательно приглядывая за стоком. Потом направляется к двери, но по пути оборачивается и смотрит на раковину, убежденный, что в ней что-то будет. Ничего. Глупости какие.

Бевон ложится в постель. Спит он беспокойно, и ему снится, что он превращается в огромную ракету. Через час он просыпается, решает, что не желает держать останки растения у себя дома, выносит ведро – в кухне шестнадцать раз взглянув на раковину – и вываливает мусор в стоящий на улице бак.

А потом возвращается в кровать, и спится ему на этот раз куда лучше.

Глава седьмая Энтони

Глубоко под Роузуотером Полынь вытягивает ложноножку, непохожую на тысячи других покрывающих ее выростов. Эта конечность движется вверх и на юго-запад, к болотистой и плодородной почве у берегов Йеманжи. И она не просто ползет. Кончик ее напоминает луковицу и с каждой милей становится все больше. Внутри этого кончика делятся, дифференцируются и образуют ткани все большей сложности клетки. Луковица поглощает сырье из окружающей среды, что помогает ей продвигаться вперед, а еще обеспечивает материал для роста. Мертвые и разлагающиеся растения, земля, камни, ил, вода, а также захороненные металлы, пластик и строительный мусор разрушаются инопланетными энзимами и превращаются в органический углерод, кислород, водород, азот, кальций, серу, фосфор, натрий и микроэлементы, необходимые для выращивания тела. Примитивные синапсы объединяются, поначалу робко, а потом уверенно. Химические гонцы носятся туда и обратно, и Энтони приходит в сознание.

У него не получается открыть глаза, потому что вместо верхних и нижних век их закрывает ровная кожа. Он чувствует, как достраивается его тело, как железы выделяют пробные жидкости, как органы занимают положенные места в животе, а хрящевой каркас, оссифицируясь, становится костями. Пуповинная ткань покрывает лицо Энтони, соединяя его с Полынью, поставляя ему необходимые питательные вещества, и окутывает его защитным коконом. Внутренним ухом он ощущает движение; скорость колеблется между пятью и семью милями в час.

Вскоре мозговая кора Энтони развивается достаточно, чтобы взять на себя руководство созданием его тела. Он даже поддается настойчивым требованиям генетического кода и позволяет вырасти бесполезному аппендиксу.