Теперь я понимаю, что детский сад был хороший и воспитательницы и дети были дружелюбны и дружны. Помню детские утренники: Новый год с дядей Виней в роли Деда Мороза и мой восторженный крик: «Ну, как же вы не понимаете, это – не Дед Мороз, это – мой дядя Виня!» Утренник в 1959 году – воссоединение Западной Украины и Западной Белоруссии с УССР и БССР. Очень трогательно мальчики и девочки играли, как плохо жилось украинцам и белорусам под властью польских панов. Плакал от жалости. Чувствовалось приближение войны, восторженно пели: «Если завтра война». В коридоре детсада стоял фанерный танк, зеленый с красной звездой на башне, в нее можно было залезать и воображать себя танкистом. На 25 февраля 1941 года в детсад пришел курсант нашего артиллерийского училища с оборонными значками на груди: ГТО и «Ворошиловский стрелок», «ОСОАВИАХИМ». Все мальчишки липли к нему. Видимо, в это же время я научился читать и писать. Очень гордился этим. К вечеру, в ожидании, когда придет за мной мама, я садился за столик, брал книжку сказок и самостоятельно читал. Медленно, с натугой и большим трудом (бегло начал читать, как и большинство детей, где-то к девяти годам). Маму очень беспокоило, что я левша. Она настойчиво хотела приучить меня писать и есть правой рукой. Писать – научился, хотя, задав написать мне строчку крючков и букв, стоило ей отвернуться, как я перехватывал карандаш в левую руку и быстро-быстро выполнял заданное упражнение. А приближение войны чувствовалось во всем. В это время моими любимыми книжками становятся рассказы о пограничниках и легендарном Карацупе, полярниках и челюскинцах, о советских летчиках и танкистах, о «Трех палатках». Особенно усилилось это ощущение приближающейся войны после начало зимой 1939-40 годов войны с Финляндией. Разговоров о гитлеровской Германии не помню, видимо, тема была под запретом. Ночью объявлялись воздушные (учебные) тревоги, мотались за окном в темном небе лучи прожекторов. В хорошую погоду наш детский сад ходил на прогулку (после завтрака до обеда). Однажды нам повезло, мы были в восторге: на Пушкинской на бульваре мы встретили, видимо, после или в ожидании приема у врача, генерала Красной Армии. В то время у генералов было много причин для задумчивости и болезни, и на нас он не обратил внимания. По Пушкинской, по бульвару мимо спецшколы ВВС на окраине парка Горького были такие школы десятилетки – их выпускники шли в военные училища ВВС, артиллерии и т. д. Мы с завистью посматривали на молодых ребят в гимнастерках с синими петлицами и эмблемами ВВС.
Рос я очень избалованным и невыдержанным мальчишкой, наверное, сказывалось и отсутствие отца. Мама до вечера на работе, я с бабушкой, которая любила и жалела меня и изрядно баловала.
Я часто болел, плохо ел (стоило бабушке отвернуться, котлета летела под сундук). Спасало дело одно: бабушка брала книгу о пограничниках или «Три палатки», читанные и перечитанные. Как я потом в эвакуации вспоминал эти котлеты! Много времени проводил во дворе. Игра в классики, фантики, конечно, в войну. Был у меня трехколесный велосипед, кто-то мне его подарил. Надо сказать, что в памяти остались и вещи, которых я уже тогда задним числом очень стыдился. Ударил девочку лаптой по руке, хотя сам очень боялся боли, потом шел просить прощения. Однажды во дворе управдом собирал с жильцов какие-то взносы, по мелочи. Сборщики сидели за столиком, вынесенном во двор, у них были списки жильцов, а мелочь была рассыпана по всему столу. Денег у меня никогда не было, иногда перед войной меня отправляли в магазин за хлебом и другими продуктами в маленький магазинчик. Я знал, что с деньгами у нас плохо. И вот, стоя у стола, я увидел, что несколько монеток откатились на край стола. Я взял сначала одну монетку, потом еще две или три и очень гордый помчался домой показать свою добычу маме и бабушке. Мама расплакалась, бабушка расстроилась: «Внук у нас вор и преступник!» Мне стало худо: я понял, что я – преступник, и уже видел милиционера, который отведет меня в тюрьму. Мама вывела меня во двор и заставила при всех положить украденные монетки. Было очень стыдно.
Где-то в 1940 году к маме приехала (после образования Эстонской ССР в составе Союза) ее подруга детства. Она была еврейка и коммунистка, при буржуазном правительстве Эстонии сидела в тюрьме (в первые же дни войны фашисты убили ее, об этом мы узнали после войны). Она много рассказывала об Эстонии, у нас часто собирались гости, но рассказов я не помню, а вот коробку эстонских «заграничных» конфет помню: и вкус их, и прекрасные цветные фантики с иностранными названиями. А еще до эвакуации я играл игрушкой, которую она мне привезла: заводной мотоцикл с коляской. На мотоцикле сидел солдат (не наш красноармеец, эстонский, наверное) и в коляске солдат с ручным пулеметом. Кто из детей мог знать, что скоро и по нашей земле помчатся эти мотоциклы с чужими солдатами, стреляющими в женщин, детей, стариков.
Начало войны