Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 7

— Молодец, Ваня! — воскликнул он, протягивая через стол тупую бурую руку, — спасибо, облапошил дурака.

— Да куда ты торопишься? — с сожалением удержал его руку Ваня, пожилой, в глухо застегнутой кожаной куртке, с крупными рябинами на лице. — Одну только партию и сыграли…

— Нельзя, — ответил старичок, — мне на дежурство скоро итти…

Андрею — после нелепого сегодняшнего дня, после встречи с братом и отцом, после стыда, пережитого только что, — сразу, — словно в этом было спасенье от непереносимого груза спутанных мыслей и чувств, заполнивших его голову, — неудержимо захотелось играть.

— Может быть, вы со мной сыграете? — предложил он.

Ваня согласился охотно. Андрей принялся устанавливать фигуры, почти свирепо предвкушая выигрыш и не сомневаясь в нем.

Ему достались белые, и он щегольски начал рискованный гамбит.

Очень поверхностно зная теорию и заучив только первые ходы партии, Андрей всегда (с малознакомыми противниками особенно) брался за самые необычные дебюты, думая этим внушить к себе почтение, — и в большинстве случаев проигрывал.

Так случилось и сейчас. Партнер не принял гамбита и ферзем объявил шах. Это озадачило, озлило Андрея, — он ошибся в защите, положение его в пять-шесть ходов стало плачевным, и интерес к игре пропал. Для реванша, попрежнему желая быть оригинальным, он выбрал сицилианскую партию, которая тоже не задалась.

Ваня играл сосредоточенно, долго обдумывая каждый ход. И это и все остальное в нем, — вплоть до куртки, крепко пропахшей чем-то, как будто керосином, — раздражало Андрея. Ему стало скучно, досадно, что он впутался в игру. Все чаще оглядывался он на дверь библиотеки, ожидая, что оттуда вот-вот появится Вера Михайловна, и все же прозевал ее: Вера Михайловна в пальто и шляпке прошла мимо.

Она уже спускалась по лестнице, когда Андрей, наспех распрощавшись с партнером, догнал ее. Спокойно подала она Андрею руку и, будто ничего между ними не случилось, спросила:

— Выиграли?

Андрей задохнулся от злобы, хлынувшей вдруг на него.

— Нет, проиграл! — грубо крикнул он, ненавидя и ее и себя — себя за все, что сделал сегодня.

Внизу, в вестибюле, и без того тесном, было полно людей — только что окончился сеанс, и зрители стремились поскорее выйти на улицу. Пришлось остановиться и ждать, пока станет свободней. Вынужденная остановка эта распалила Андрея еще пуще, его страстно потянуло домой, как можно скорее… Он угрюмо нетерпеливо молчал, заложивши руки в карманы пиджака.

Вера Михайловна, очевидно, ничего не понимала.

— Что с вами? — спросила она.

— Зубы болят, — вызывающе ответил он.

— Но при чем же тут я? — Вера Михайловна улыбнулась. — Ведь я не зубной врач.

Это походило на издевательство! Однако Андрей сдержался.

— Я вас ни в чем и не виню, — сказал он.

— Да?

— Да.

Оба умолкли. Вера Михайловна отвернулась в сторону… Мгновенная спазма сдавила горло Андрея. Ну, для чего, спрашивается, он тащился сюда, затем он торчит здесь и выслушивает ее насмешки?

— Конечно, — начал он сдавленным голосом, и слепая злость его все возрастала, — конечно… Мне не в чем обвинять вас. Я сам виноват… Но все же я не ждал, что вы зовете меня для того, чтобы потом — выгнать.

Вера Михайловна быстро обернулась, приоткрыла рот, как бы собираясь ахнуть, но не ахнула, а густо-густо закраснелась:

— Ну что вы, право! — воскликнула она, кладя свою легкую ладонь на рукав Андрея пониже локтя и вскидывая к нему беспомощные от смущения глаза: — Честное слово, я очень рада, что вы пришли… Но только, право же, я сама вас не звала, — я никогда даже не думала, что вы придете…

В глазах ее было смущение, просьба, и были они простые и теплые, как у ребенка. И Андрея убила эта детская простота!.. Всю силу сегодняшней жалости своей он перенес на нее. «Боже мой, как глупо», — подумал он и, вместо слов, взял ее под руку… Путь тем временем освободился. Они вышли на улицу, и их встретило безветреное уличное тепло да спутанный рокот уже ночного города.

— Вы сейчас домой? — осторожно спросил Андрей.

— Да, домой. Проводите меня немножко… Ладно?

В этом «ладно» наивно смешивалась просьба, желание загладить какую-то свою вину и полная готовность к отказу. «Вот дура-то, — нежно и радостно подумал Андрей, — ну, ничегошеньки не понимает». И, шагая рядом с нею, заботливо стараясь ладить с ее походкой, сказал:

— Простите меня… Я говорил не то, что думал.

Глава пятая

С тех пор, как приехал отец, прошло дней десять.

За это время Петя, не без труда, устроил отца в больницу. Он неумеренно пылко раскаивался в том, что мало помогал родителям и, говоря об этом с Андреем, держал себя так, словно и от него ожидал того же. Хлопотал он об отце много, суетливо, и Андрею суетливость эта порой казалась ненужной — сам он почти не принимал участия в хлопотах и навестил отца, пока тот лежал у Пети, всего два раза.

В Москве крепла, мужала сухая и жаркая весна.