– Да я же только суету создаю! Алексей лучше любого доктора знает, как лечить болезни, а уж мое мнение, если и берется в расчет, то только по остаточному принципу. Это у меня каждый день что-то болит. Просыпаюсь и нахожу все новый источник для беспокойства: то желудок, то кашель, то голова плывет. Сама себе диагнозы ставлю и молчу: я не имею права расстраивать Алексея. Он правильный, он хороший, но он везде, его слишком много.
– Ты хоть представляешь, сколько баб годы жизни отдали бы за то, чтобы поменяться с тобой местами?
– Представляю… Если честно, я вообще в Испанию не хочу… в четвертый раз.
– Так к чему тебе испанский?
– Моя мечта – Буэнос-Айрес. Мне давно уже снится этот город. Снится гулкий, светящийся огоньками огромный порт. В воздухе разлиты ароматы цветущих диковинных деревьев, от широкой дороги разбегаются вверх многочисленные улочки с барами и ресторанчиками. Мужчины, неспешно прогуливающиеся по набережной, нарядны и задумчивы, женщины фигуристы, красивы, а из глубины их печальных черных глаз проглядывает неумирающая надежда на то, что конкретно этот, снова прожитый как в последний раз вечер, принесет, наконец, долгожданную встречу. Отовсюду льется музыка. Старая, забытая, рвущая душу. Музыка тридцатых-сороковых годов прошлого века. Хрипловатый баритон, рожденный в сердце войны, у которой не будет конца. И раны тех, кто разделяет его отчаянье, никогда не заживают. Спрятанные днем под тугими бинтами, каждую ночь они открываются и кровоточат. А потом наступает утро. И город притворяется иным – нежно-акварельным, воздушным, обманывает глаз простотой, но все так же ускользает. Смуглые старики, отгородившись от прохожих сигарной завесой, сидят в старых плетеных креслах и неспешно потягивают свой кофе. Они знают о городе правду. Но они молчат – таковы здешние правила.
– Хм… Редко столько слов от тебя разом услышишь. Про все это рассказал тебе твой испанец?
– Конечно нет. С ним мы только учим испанский.
– Надь, а что-то в тебе изменилось…
Надя и Люба
– Спроси меня о чем-нибудь.
– Вот мне давно интересно, как на тебя смотрит твой испанец)
– Умеешь же ты сразу в точку попасть. Ты представляешь, мне иногда кажется, что он в меня влюблен…
– И сейчас ты покраснела.
– Угадала.
– И всякий раз, когда ты думаешь про него, тебя начинает мучить совесть.
– Скорее появляется какой-то сладостный страх.
– Так это ты в него влюблена)))
– Еще бы вспомнить, что это такое… Майорша, всегда такая немыслимая ханжа, вдруг посоветовала мне с ним переспать.
– Любой другой и я бы посоветовала то же самое. Кстати, только что закончила очередную пошлятину «Жизнь после сорока, или Секс ради секса», через несколько минут опубликую на фейсбуке. Но это точно не для тебя.
– А для кого?
– Для стада. Оно с удовольствием схавает. Есть две беспроигрышные для аудитории темы – все, что вокруг секса, и все, что вокруг чужого несчастья. А тебе скажу так: секс ради секса – это бессмысленная растрата себя. Фактически – предательство. Медленная смерть души.
– Тогда зачем ты это пишешь?
– Я тоже в стаде. Соответственно, пишу для него. Поначалу я пыталась пропускать все через себя, примерять к своим ощущениям. Лайков было немного. Сейчас людям не то что читать, даже думать самостоятельно лень. После определенного количества подписчиков уже не столь важно, что ты напишешь, главное – быть понятной и краткой, немного приправить англоязычными терминами, одним словом, быть в тренде. Когда-то одна недолюбленная, обиженная овца возомнила себя революционеркой, решила, что может подкорректировать природу вещей, это быстренько подхватили такие же недолюбленные овцы, и вот мы уже привычно платим и за себя, и за того парня в ресторане, снимаем на ночь кавалеров, открываем настежь окна спален и выкладываем на всеобщее обозрение прокладки и секс-игрушки, а между делом тайком ходим к психологам, чтобы не выброситься из окна.
– Я и не буду твой пост читать… Расскажи мне лучше о танго.
– В следующий раз. Прости, мне пора бежать.
Люба и Вера