Роза

До Нового года и думать нечего было охотиться, и долгими, долгими часами мы сидели втроём, и о чём мы только не толковали. Пасторша за ломберным столиком раскладывала пасьянс. Она была добрая, ласковая, и в блондовом чепчике, как моя мама. В сумерках, которые среди зимы тянутся так долго, я играл на фортепьяно всё, что помнил наизусть. А потом, когда уж засветят свечи, ещё часок я играл по нотам, оставленным Розой. Мирные, тихие вечера. А утром как-то я отправился в долгую прогулку к крестьянским дворам по соседству.

Из охоты нашей, собственно, так ничего и не вышло; но пастор, бывало, давал мне ружьё и брал меня с собою. Он, разумеется, скоро сообразил, что охотник из меня никакой, но у меня есть рвение и способности, недостаёт только опыта. Пастор Барфуд был человек мыслящий и проницательный, и чего только он не знал про зверей и птиц, про скалы и лес, у него были интереснейшие личные наблюдения, а я-то ведь пробавлялся лишь кое-какими сведениями из естественной истории, почерпнутыми из книг, а книги, бывает, и врут. Например, пастор утверждал, что все эти книжные теории о полезных и вредных животных куда как поверхностны. Вредных животных не существует, животные сообща служат целям природы. Изведёшь слишком много ворон, глядь – разведутся мыши, изведёшь лисиц – разведёшь слишком много белок. Белка очищает лес от яиц мелкой птицы, но вовсе не станет мелкой птицы – и спасу не будет от насекомых. Ни-ни! Природа – она своё дело знает!

Всё это для меня было внове. Зато после этой нашей охоты я уже не лопоухим невеждой мог странствовать по лесам с Мункеном Вендтом.

На Крещенье я простился с пасторской четой и отправился в Сирилунн. Дойдя до места погребения ванны, я увидел ровное, гладкое место, занесённое свежим снегом.

XXIV

Вот и Рождество позади, правда, в Сирилунне оно не обошлось без кое-каких происшествий.

Сочельник сошёл, пожалуй, гладко, баронессе удалось провести отца, обыск не состоялся, баронесса сама явилась на кухню и стребовала с женщин все исчезнувшие вилки и ложки. Жёны бондаря и младшего мельника было взбунтовались, но баронесса поручила Йенсу-Детороду щипать их до синяков, так что всё серебро ей выложили в целости и сохранности.

За попрание старинного обычая Мак отомстил тем, что ночью и вовсе не лёг в постель, но ушёл из собственного дома и только к утру воротился. Никто не знал, где он пропадал, сам он об этом помалкивал, но, кажется, остался совершенно доволен проведённой ночью. Он побеседовал с внучками и был вальяжен и обходителен как всегда.

Но вот что получалось – ванну-то похоронили, но и Крючочника, стало быть, лишили куска хлеба. Чем теперь мог заняться этот человек? А Петрине, невесте его, небось приспела пора идти замуж, ведь правда? Всё это выходило ужасно как сложно, и баронесса с Хартвигсеном без конца совещались.

А хуже всего было то, что, кажется, пошатнулось здоровье Мака. Он места себе не находил без милых своих ванн, они были для него насущной потребностью, незаменимым благом. Но и надеяться не приходилось, что Хартвигсен, вовсе не принимавший ванн, поймёт в этом пункте своего компаньона, и где уж было ему догадаться, что без помощи двух женщин как следует ванну не примешь. Компаньоны никак не могли прийти к соглашению, да они попросту не разговаривали. А ведь пора было отправлять суда на Лофотены, за всем требовалось приглядеть.

– Он у меня совсем из уважения выходит, – говорил про своего компаньона Хартвигсен. – Э, да пусть его носится с пустяками, всё одно дела – они вечно на мне.

Поскольку ванна исчезла, а Мак смолчал, Хартвигсен ещё больше стал заноситься, удаленье с лица земли цинкового чудища он всецело ставил только себе в заслугу, он невесть чего вообразил о своём влиянии и могуществе. Не будь у него нужды отправлять Свена-Сторожа на Лофотены, уж он бы прямехонько его снарядил за пароходом и отправил бы треску аж в Испанию! Да что! Он и не до такого доходил в своём самомнении, и как же он мог быть смешон. Решил, например, отправиться в церковь в водолазном костюме.

– Как вы на это смотрите? – спрашивает он меня. А так как я онемел и ничего не могу ответить, он продолжает: – Небось никто ещё в церковь в эдаком наряде не хаживал, а? Как вы думаете, а ведь на меня больше будут смотреть, чем на пастора? Само собой, я и Свена-Сторожа прихвачу, воздух чтобы накачивал.

И тут я подумал, что тот, кто явился на собственную свадьбу в ботфортах, чтобы продемонстрировать жителям дальних шхер обувь на меху, очень может явиться в церковь в водолазном костюме, да, с него, пожалуй, и станется. Но коль скоро он требует моего совета, я качаю головой и отговариваю его от рискованной затеи.

– Да-да, сами-то вы человек смирный, думаете чересчур много, – говорит он. – А ведь неплохой для церкви наряд, это как раз. И на что он мне? Только зря лежит. Вот и Эдварда говорит – почему не надеть.