Роза Бертен. Кутюрье Марии Антуанетты

Их костюм служил сигналом, политической декларацией: если на одежде семнадцать пуговиц, это напоминание о Людовике XVII, а прическа «собачьи уши», когда волосы спускались вниз вдоль висков, а сзади были приподняты под согнутый гребень, образуя шиньон, имитировала прическу осужденных, идущих на гильотину. У Гарки, между двумя стаканчиками, щеголи предавались игре в бильярд, сообщали друг другу новости и обсуждали текущие политические события.

В действительности это были подростки 1789 года, ставшие политической движущей силой и инструментом реакции, которых термидорианцы использовали для обуздания революционных якобинцев. В эти решающие для Франции годы они, при поддержке термидорианского Конвента, держали их на привилегированном положении, и в Париже часто происходили стычки между санкюлотами и щеголями, которые спорили о власти ударами свинцовых дубинок, в то время как на юге Франции свирепствовал террор, впоследствии названный белым[136]. «Золоченые животы, прекрасные ляжки» два года били «грязные задницы» под доброжелательные взгляды термидорианцев, вплоть до взрыва в прериале[137] III года, который ознаменовал поражение санкюлотов. После оттеснения якобинцев золотая молодежь стала не нужной Национальному конвенту и была сметена с политической сцены пушками Бонапарта 5 октября 1795 года во время Вандемьерского мятежа[138]. Гарки, участвовавший в мятеже, был ранен в ногу.

После поражения эти молодые люди погрязли в обычной светской жизни и заботах о туалетах. Соседство такого заведения, как кафе Гарки, было для мадемуазель Бертен большой удачей, потому что за щеголями последовала вереница щеголих, этаких «нимф и сильфид», чьи воздушные одежды прикрывали от любопытного глаза самые тайные прелести.

Розе Бертен тогда было около пятидесяти лет, и она чувствовала себя ежедневно погруженной в атмосферу, благоприятную для художественного творчества. Но сохранила ли она умение выражать модой устремления момента? И чем ей обязаны наряды щеголих?

Преобразование женского костюма, начавшееся в 1789 году, в течение 1795 года закончилось. Турнюр исчез, талия в платьях поднималась с каждым месяцем все выше, «до самого затылка», как писала газета «Французский курьер», — в действительности до основания груди под корсажем «занавесочкой». С этими туалетами прямых линий, знакомым нам по рисункам Л. Исабея[139] и К. Верне[140], под которыми часто можно было прочитать «видели в Фраскати[141]», в моде, как и в политике под воздействием Революции, ассоциировалась греко-римская античность.

И модистка удержалась на плаву. Она издавна знала мадам Терезу Тальен, которую считают связующим звеном периодов моды между Марией Антуанеттой и Жозефиной де Богарне, женой Наполеона Бонапарта, которая возглавляла merveilleuses — причудниц, щеголих и законодательниц моды.

В возрождающейся общественной жизни Парижа того времени была своя женщина-идол — Тереза Кабаррюс. Она находилась в центре всеобщего внимания, вызывая восхищение молодых людей, ее называли нимфой салонов, где встречались бывшие эмигранты и новая умеренная республиканская буржуазия. Она была любовницей Жана Тальена, комиссара Национального конвента, за которого впоследствии вышла замуж, затем — любовницей Барраса; Терезу называли Notre-Dame de Thermidor (Богиня Термидора). Именно о ней думал Бабеф[142], когда писал в газете «Народная трибуна» от 8 января 1795 года: «Французы, вы вернулись в царство шлюх. Помпадуры, Дюбарри, Антуанетты ожили, и они вами правят!»

Английская карикатура Дж. Гилрея (1806). Тереза Тальен и Жозефина Богарне танцуют голыми перед Барассом зимой 1797 года. Наполеон Бонапарт подсматривает справа

Тереза была дочерью испанского банкира, хозяйкой знаменитого салона и зачинательницей неогреческого стиля в женской моде. Она была ярчайшей поклонницей и пропагандисткой новой, смелой моды: простое платье из абсолютно прозрачного индийского муслина, надетое на голое тело. Ее ненавидели за эту провокационную манеру одеваться, за демонстративную роскошь в то время, когда простые люди выживали на грани голода.