Роза Черного Меча

Голос Эрика дрогнул, но взгляд не отрывался от ее лица. Потом легкая улыбка осветила его резкие черты, и он встал из своего коленопреклоненного положения, не выпустив Розалинду из рук и подняв ее над землей. Долгами показались обоим эти мгновения в тишине заброшенного замка, когда они просто смотрели друг на друга. И такой любовью полнилось сейчас сердце Розалинды, что, казалось, вот-вот оно разорвется.

Наконец он медленно опустил ее, и она почувствовала под ногами землю.

И снова они встретились в поцелуе, в нерасторжимом объятии, в тесном единении двоих. Шнурки уже не удерживали платье, и оно оказалось на земле; отлетели в сторону и его пояс и туника. Розалинда и Эрик вместе упали на их роскошную постель — постель из листвы и протертой шерстяной ткани, — не видя и не желая знать ничего, кроме друг друга.

— Ты воистину моя жена, Розалинда? Перед Богом и людьми?

Ответить было легко.

— Во веки веков, потому что ты мой муж.

— Ах… — Он опустил голову, коснувшись лбом ее лба. — Моя жена. Моя любовь.

Он перекатился на спину, так что она оказалась сверху. Вытянувшись во весь рост, она опиралась на его твердое и напряженное тело.

Его любовь.

Волна небывалой, совершенной радости окатила Розалинду при этих словах — ей хотелось слышать их еще и еще. Но Эрик перешел от слов к действию. Он подтянул ее повыше; его руки устремились под полотняную сорочку и развели в стороны ноги Розалинды; теперь, прижатая к нему, она ощущала пульсирующую силу его возбуждения. Дыхание у обоих участилось. Руки Эрика сдвинули вверх подол сорочки: теперь ноги Розалинды были полностью открыты, и его ладони лежали на ее обнаженных бедрах.

— Ну что же, женушка… — Он все еще пробовал шутить. — Повинуйся своему супругу и господину.

Розалинда с улыбкой взглянула в лицо, которое так любила. Она провела рукой вниз по широкой груди и подняла край его рубашки, чтобы и ее рука могла касаться его кожи. Улыбка стала шире, когда она услышала его вздох — вздох полнейшего удовольствия. Потом ее руки легли к нему на верх живота и пустились в извилистый, узорный путь к его маленьким плоским соскам, и вырвавшийся у него стон доказал, что она наверняка делает что-то правильное. И о том же сказали руки, еще крепче сжавшие ее бедра. Но когда она взялась за завязки на поясе его штанов, он шумно выдохнул воздух.

— Так не пойдет… — сказал он и сел, выпрямив спину и удерживая ее у себя на коленях. — Эти тряпки…

Одним молниеносным движением он сдернул через голову рубашку и отбросил ее в сторону. Затем настала очередь сорочки Розалинды, и теперь ее укрывали только распущенные пряди длинных темных волос. Но для стыдливости уже не было места. Он поднял Розалинду у себя с колен, уложил ее рядом, на самодельное ложе, и рывком освободился от постылых штанов. И теперь они, оба нагие, лежали вместе в лишенном крыши замке-беззаконнике, готовые наконец встретиться как муж и жена.

Розалинда попыталась было вернуть себе роль зачинщицы, но Эрик ей этого не позволил. Он перехватил ее руку, когда она погладила его по плечу; он остановил ее поцелуй; он не дал ее пальцам поиграть с мочкой его уха; он сжал обе ее руки в одной своей и тем пресек ее дальнейшие затеи.

— Если ты будешь так дотрагиваться до меня… — хрипло выговорил он, в свой черед прижимаясь к ее разомкнутым губам страстным поцелуем, — если ты и дальше будешь так меня искушать, я просто разорвусь на куски…

Она не успела бы возразить. Его поцелуи теперь ложились на подбородок, шею, грудь… Его свободная рука потянулась ниже, к упругому холмику груди, и туда же устремились ненасытные губы. А потом его ладонь накрыла один из этих холмиков, и Розалинда изогнулась в беззастенчивом порыве. Его дыхание согревало отяжелевшую грудь, и жажда еще большей близости становилась почти непереносимой.

— Эрик!.. Эрик!.. — беспомощно взывала она.

Он внял мольбе, вдохнув истомившийся сосок и зажав его между губами; он покачивал эту вершинку и оставлял на ней осязаемый, но не болезненный оттиск своих зубов. Однако такое исполнение желаний оказалось еще более мучительным, чем жажда их утоления. Несмотря на тяжесть, прижимающую Розалинду к постели, ее молодое сильное тело изогнулось дугой в молчаливом призыве, более красноречивом, чем любые слова.

Эрик ответил тем, что воздал те же почести и другой груди. Розалинда металась, пытаясь освободить руки, но он выпустил их только тогда, когда слезы хлынули у нее из глаз. Тогда он подвинулся вдоль ее тела, от головы к ногам, запечатлевая горячие поцелуи у нее под грудью, вокруг пупка, на мягкой плоти живота.