Хоть бы хрустальные туфельки оборонили! Где там! Явились в старых туфлях на стоптанных каблуках.
И ведь как хитроумно проникают они в дома благородных людей!
Одна свалилась с ограды, а другая под видом медсестры проникла к юноше-инвалиду, чтобы бесчестно отдаться калеке!
Да, они красивы, эти дикие розы. И богатые отпрыски, которым наскучили домашние цветники, устремляются на их терпкий аромат...
Но разве некрасивой была несчастная Леонела, погибшая в своем автомобиле на железнодорожном переезде? На нее заглядывались все мужчины. У нее было высшее образование и большие средства. И она нравилась Рикардо, и сама была от него без ума.
И ее кузина Ванесса составила бы блистательную партию Рохелио, который если и почувствовал снова вкус к жизни после долгих лет, проведенных в инвалидной коляске, то лишь потому, что в сердце его появилась Ванесса...
Если есть Бог на небе, как же он допускает такую страшную несправедливость!
Роза снова беременна. Она родит и окончательно утвердится в этом доме. Нет, надо что-то предпринять! Надо выкорчевать с корнем эти дикие цветы!..
Сидя у бассейна, Эрлинда и Роза продолжали доверительно беседовать. Эрлинда с грустью слушала интимные откровения Розы по поводу того, как она себя чувствует, о том, как замечает каждый день в себе какую-нибудь перемену.
- Он созревает во мне и уже дает о себе знать, - сказала она с невыразимой нежностью. - Хочешь послушать?
Эрлинда, опустившись на колени, осторожно припала к ее округлившемуся плотному животу и прислушалась.
- Не слышу ничего, - сказала она.
- Он почувствовал, что ты приближаешься, и затих. Как зайчик на грядке.
Эрлинда улыбнулась.
- Как я завидую тебе, Розита!
- Почему, глупенькая?
- Потому что до сих пор не могу...забеременеть. Роза, мне кажется, что я никогда не стану матерью!
- Как ты можешь знать это?
- Однажды так случилось... Это было в таверне у Сорайды, еще до того, как ты пришла туда работать... Один плюгавый клиент захотел, чтобы я непременно подсела к нему, заказал бутылку французского коньяка... Ну, ты знаешь, что это приносит выгоду питейному заведению.
- Сорайда, помнится, не понуждала нас делать это...
- Да. Но у нее тогда плохо шли дела, и я хотела ей помочь, хотя, ты знаешь, не люблю крепкую выпивку... Но я отказалась сидеть с ним.
- Почему?
- Потому что у него на лице было написано, что он воспринимает меня не как человека, а как заводную игрушку, которой можно пользоваться по своему усмотрению.
- Что же было дальше? - испуганно спросила Роза, чувствуя, что дело добром не кончилось.
- А дальше...он встал и пнул меня ногой вот сюда. - Эрлинда показала на наз живота. - Я думала, умру от боли...
- Ты показывалась врачам?
- Тогда нет... Я боялась, что начнут допытываться, откуда я, и сообщат бабушке, которая меня вырастила. А она ведь не знала, что я работаю в таверне официанткой...
- Эта травма была серьезной?
- Две недели не сходил огромный синяк, и у меня были сильные кровотечения... Я так боюсь, что у меня никогда не будет детей.
- Надо немедленно показаться врачам, - решительно сказала Роза. - И ради Бога, не волнуйся. У меня ведь тоже были проблемы. Потеряла младенца...
- Ты ведь попала в аварию.
- Но и потом я долго не беременела...
Роза улыбнулась.
- Знаешь, мне кажется, что где-то есть нерожденные дети.
- Не понимаю.
- Ну, дети, которые могут родиться, а могут не родиться!
- Что же, это от них зависит?
- Как ты не понимаешь, они собираются и спорят, кому черед зачинаться...
- Зачинаться?
- Именно. Иногда они так жарко спорят, что и рождаться-то забывают.
Эрлинда с благодарностью посмотрела на Розу и, повернувшись к темному цветнику, закричала:
- Эй! Нерожденные дети! Долго вы там будете спорить? А ну-ка живо родитесь у меня!
Роза подпрвгнула от удовольствия, как девочка, условия игры которой приняла подруга.
В обнимку они направились к дому.
Бедная Кандида основательно готовилась к рождению своего ребенка и разговаривала вслух, перебирая гору связанных ею детских вещей.
Она принимала витамины и делала гимнастику по книге для рожениц. То и дело ощупывая живот и спрашивая у Томасы и Розы, не очень ли он сильно вздулся?
Когда она была одна, она беседовала с Федерико, говоря за себя и за него.
Обычно она начинала с робкого упрека:
- Где ты пропадал так долго, милый?
Каждый раз он находил другую причину для оправдания:
- Был по поручению Дульсины во Франции...
Или:
- Срочные дела задержали меня в Торонто...
- Ты не забыл, что прошло уже два года и мне пора рожать?
- Нет, дорогая, не забыл, но, пожалуйста, отложи это до моего возвращения из Техаса.
Роза с печалью наблюдала за новым ее умопомрачением и не пыталась объяснять ей ее заблуждение.
- Роза, как ты думаешь, - спрашивала она, - эта распашонка будет впору моему младенчику?
- Я думаю, она подойдет...
- Ведь ему уже в моем животе два года...
- Эта распашонка как раз для двухлетнего, - говорила Роза, заливаясь слезами.
- Почему ты плачешь?
- У меня разболелся зуб.
- Лучше всего полоскать шалфеем. Федерико обещал скоро вернуться из Техаса, и я приступлю к родам...