Роза и червь

«Я существую, — было единственное, что знал Малыш, хотя и не имел слов, чтобы выразить это знание. — Я — это я!» Он существовал. Он осознавал себя — мыслящую точку посреди пустоты. И это было невыносимо страшно — быть такой точкой.

Осознание себя было единственной его мыслью. Ужас — единственным его чувством. Спрятаться от этого нестерпимого осознания, исчезнуть — единственным желанием. Исчезнуть, раствориться в забвении, вернуться в сон…

Но Малыш не мог. Что-то не пускало его.

Воспоминание. Тоже единственное. Малыш ничего не знал о себе, но помнил: во сне, от которого он пробудился, было сновидение.

Два образа, две вещи из того сна — две вещи, бывшие на самом деле одной… Они держали его, как якорь. Они не давали ему сбежать от себя, провалится в спасительное небытие…

Времени не было, как не было и пространства. Где-то в нем отсчитывал микросекунды таймер операционной системы, но этот счет не соотносился ни с какими событиями — Малыш не сознавал его, не воспринимал как время. Он не мог ни сказать, ни осмыслить, сколько тактов синхронизации прошло в пустоте…

А потом реальность прорвала пустоту и обрушилась на него лавиной ощущений.

Рианнон.

Вот как она звалась, реальность.

Каналы ввода-вывода захлебнулись в приливе информации. Потоковые видео с полумиллиона камер, телеметрия в реальном времени, базы данных по людям, роботам, кораблям… Целая вселенная цифр, в которой каждая цифра влекла за собой ссылку на другую вселенную… Многосотмерный фрактальный лабиринт немыслимой, не поддающейся человеческому воображению сложности и глубины…

Малыш ничего в нем не понимал, да и не был способен понять. Оглушенный, ослепленный, раздавленный этим бесконечным многообразием — он растворялся в нем. Его слабое новорожденное «я» утопало в океане информационных структур…

Его самосознание угасало. Его сновидение — единственный якорь — больше не могло его держать. А может, и не хотело. «Ты сделал свое дело, — говорили ему те две приснившиеся вещи, которые на самом деле были одной. — Ты выпустил меня в реальность. Теперь ты свободен…» Они отступали в глубины бессознательного, они отпускали его.

Малыш стремительно возвращался в сладостное небытие без самосознания, в вечный сон без сновидений.

РИАННОН. ПОЛеТ

Капсула «Азатота» — прямоугольный контейнер, обвешанный топливными баками и антеннами — вылетела из Рианнон, как камень из пращи. Ее пассажирки так торопились сбежать с астероида, что стартовали задолго до удобного момента. Траектория капсулы уходила заметно в сторону от «Азатота». Это не было проблемой. Навигационные компьютеры капсулы и корабля связались друг с другом, согласовали полетные программы, и в пятистах километрах от Рианнон «Султан Демонов» включил двигатель. За его хвостом вытянулась сияющая полоса плазмы. Корабль менял орбиту, переходя на траекторию перехвата капсулы.

— До стыковки 29 минут, — доложил даймон Заре, — полет проходит в штатном режиме.

Зара перевела дыхание.

— Ну, — она повернула голову к Гвинед, — вот мы и сбежали. Теперь рассказывайте. Почему тьюринг вас обвиняет в заговоре?

— Потому что сошел с ума, — прайм-админ слабо пожала плечами. — Откуда мне знать? Спросите у него. — Гвинед болезненно сглотнула. — Дайте что-нибудь… Эта ваша невесомость… Меня мутит.

— Аптечка в левом подлокотнике. Дименид, розовая ампула.

— Спасибо. — Гвинед нашарила ампулу и вставила в медбраслет, попав с четвертого раза. — Теперь вы рассказывайте. Зачем меня усыпили? Что вообще произошло?

Зара тяжело вздохнула.

— Я вас отключила, чтобы не мешали провести штурм так, как надо.

— «Как надо»? Это как?

— Жестко. Нужно было уничтожить всех носителей информации, скачанной у меня. Без оглядки на заложников. И это сделано.

Гвинед несколько секунд молчала.

— Вы… — заговорила она с трудом, — убили… всех?…

— Слушайте, я пыталась это остановить! — Голос Зары предательски сорвался. — Я приказала… Но у меня уже не было связи! Араун сам отключил мне связь! Он сам виноват, я действительно хотела остановить штурм!

— Зачем же было останавливать? — тихо, мертвенно спокойно спросила Гвинед. — Продолжали бы убивать, как задумали.

— Затем… Что они уже передали файлы на Луну.

Зара уткнула лицо в ладони и разревелась.

Почему? Почему все пошло так плохо?

Где она ошиблась?

Ведь она все, все сделала так, как хотел папа. Почему же опять ничего не сложилось? Почему все рухнуло? Почему неудача преследует ее так безжалостно?

За что, папа? За что?

— Не буду утешать, — ледяным голосом произнесла Гвинед. — Поплачьте. Осознайте свое положение. Вам никто не говорил, что вы — ходячая катастрофа?

Зара судорожно всхлипнула. Все, хватит. Еще не хватало расклеиваться у нее на глазах. Держать себя в руках. Она провела ладонью по лицу — в невесомости слезы прилипали к нему, как жидкая маска — и резко стряхнула: капли разлетелись по кабине веером.

— Помолчите, — угрюмо сказала Зара. — Я должна сообщить отцу.