Роза и ее братья

Но как бы доктор ни бодрился, сердце у него упало, когда он снова увидел Розу: боль усилилась, не помогли ни ванна, ни одеяла, ни грелка, ни очень горячий чай. Несколько часов бедняжка беспокойно металась, а тех, кто стоял у ее постели с тревогой и нежностью на лице, одолевали мрачные предчувствия.

В середине самого тяжелого приступа боли явился Чарли – он принес сообщение от мамы – и увидел Фиби, которая понуро спускалась с лестницы с горчичным пластырем в руке: пластырь не принес облегчения.

– Что тут у вас такое приключилось? Почему ты мрачная, как покойник? – поинтересовался он и хотел было жизнерадостно присвистнуть, но она остановила его движением руки:

– Мисс Роза у нас расхворалась.

– Ах ты черт!

– Не богохульствуйте, мистер Чарли, она правда очень больна, а виноват во всем мистер Мак. – И Фиби в нескольких словах поведала грустную историю, не скрывая своего возмущения, ибо сейчас вся мальчишеская раса казалась ей врагами.

– Ну, об этом не переживай, он у меня схлопочет, – посулил Чарли, недвусмысленно сжимая кулак. – А что, Роза опасно больна? – спросил он взволнованно, так как заметил, что сверху через зал просеменила бабушка Биби, энергично встряхивая какую-то бутылку.

– Да уж еще как. Доктор особо не распространяется, но уже не говорит, что это простуда. Говорит, плеврит нынче, а завтра, боюсь, будет пнюмония! – поведала Фиби, бросив удрученный взгляд на пластырь.

Чарли невольно хихикнул над тем, как она произнесла слово «пневмония», чем страшно возмутил Фиби.

– Да как вам не стыдно, она у нас так мучается! Вон, послушайте, а там глянем, будет ли охота смеяться! – объявила Фиби, трагически поведя рукой; ее черные глаза так и горели.

Чарли вслушался, до него долетели негромкие стоны – и лицо его стало столь же угрюмым, как и у Фиби.

– Ах, дядя, пожалуйста, уймите эту боль, дайте мне отдохнуть немного! Не говорите мальчикам, что я такая слабовольная. Я стараюсь терпеть, но мне так больно, вот я и плачу.

Заплакал и Чарли, едва услышав надломленный голосок кузины; но, будучи мальчиком, он в этом не признался, лишь досадливо произнес, проводя рукавом по глазам:

– Да не держи ты эту гадость у меня под носом – у меня от горчицы глаза слезятся.

– Ну уж не знаю, как оно так, в этой штуке крепости не больше, чем в столовой горчице. Доктор так сказал, я иду купить чего посильнее… – начала было Фиби, совершенно не стесняясь собственных слез, которые так и капали на негодный пластырь.

– Я сам куплю! – И Чарли умчался прочь, радуясь предлогу скрыться на несколько минут с чужих глаз.

К возвращению он сумел побороть все неподобающие чувства и, отдав доктору пачку самого едкого горчичного пластыря, какой удалось отыскать, отправился «отволтузить» Мака, считая, что в этом и состоит следующая его прямая обязанность. За дело он принялся с такой энергией и дотошностью, что бедный Червь погрузился в пучину отчаяния и угрызений совести – и лег в тот день спать с чувством, что он отвержен всем человечеством и на челе у него печать Каина.

Благодаря умелым действиям доктора и старательности его помощников к полуночи Розе стало легче – появилась надежда, что худшее позади. Фиби готовила ужин в камине в кабинете – с тех пор как Роза заболела, доктор ничего не ел и не пил, и тетя Биби настаивала на том, чтобы он «основательно закусил» после такого душевного напряжения. Услышав стук в окно, Фиби вздрогнула и, подняв глаза, увидела за стеклом чье-то лицо. Испугаться она не успела, потому что почти сразу поняла, что это не призрак и не вор, а всего лишь Мак, бледный и очумелый, явившийся из ветреной зимней ночи.

– Ну же, впусти меня, – произнес он негромко, а оказавшись в прихожей, сжал Фиби локоть и хрипло зашептал:

– Как Роза?

– Благодарение Господу, получше, – ответила Фиби с улыбкой, которая солнечным светом озарила смятенную душу несчастного парнишки.

– То есть завтра она поправится?

– Да нет, куда там! Дебби говорит, у нее наверняка будет ревматическая лихорадка, а то и немония! – ответила Фиби, тщательно выговаривая на этот раз шкодливое слово.

Мак тут же повесил голову, его снова начали терзать угрызения совести; потом он тяжко вздохнул и поинтересовался:

– Мне ведь, наверное, к ней нельзя?

– Да уж куда там, прямо среди ночи – мы ее пытаемся усыпить!

Мак раскрыл было рот, но тут у него немилосердно защекотало в носу, и громкое «Апчхи!» эхом разнеслось по всему притихшему дому.

– А удержаться нельзя было? – с упреком поинтересовалась Фиби. – Наверняка ж ее разбудили.

– Да я сам не ожидал. Все у меня сегодня наперекосяк! – простонал Мак и развернулся к двери, не желая нанести еще какого-нибудь вреда своим присутствием.

Но тут сверху долетел негромкий голос:

– Мак, поднимись, Роза хочет тебя видеть.

Мак взлетел по ступеням, наверху его ждал дядя.

– Ты чего в такое время явился, приятель? – шепотом спросил доктор.