Роза и лилия

Вдруг она вспомнила о тайнике, про который совершенно позабыла посреди всего этого горя и ужаса.

— В изголовье кровати, четвертый камень в восьмом ряду, считая от пола, — пробормотала она, вспоминая слова матери.

Поковыряв ножом, Жанна вынула камень. В углублении лежал кошель, а в нем четыре старых французских экю и несколько солей.

Цена двух жизней.

3 Прощание

Нужно было предупредить людей в деревне. Сначала Жанна пошла к Гийеметте. Жена кузнеца бросила взгляд на осла и его поклажу, повернулась и вопросительно взглянула на Жанну.

— Я ухожу, Гийеметта.

— Куда?

— В какой-нибудь город.

— Ты хочешь идти в Кан?

— Может быть, я просто не могу оставаться в Бук-де-Шен.

Гийеметта вздохнула. Прямолинейное упрямство молодости было ей прекрасно знакомо.

— Ты бы могла найти кого-то и здесь. Жить вдали от родины тяжело…

Она бы с радостью свела девочку со своим старшим, Квентином. Жанна покачала головой, и Гийеметта увидела, что глаза ее приобрели стальной цвет.

— Ты пойдешь совсем одна? Не боишься?

— Я смогу себя защитить.

— А если вернется Дени?

— Если он жив, то нипочем не вернется. Это же их смертный приговор. Гийеметта, я оставляю дом. Я там все прибрала. Мне ничего оттуда не нужно, но я хотела бы продать быков.

Про этих быков знала вся округа. Все дело было в том, что когда-то они принадлежали английскому дворянину Монклери, но теперь англичане ушли, и хозяина у них больше не было. Граф де Клермон не заявил на них прав, и Жанна могла считать их добычей в войне, до которой ни ей, ни ее родителям не было никакого дела. Но это одно, а вот продать их…

Гийеметта снова вздохнула:

— Послушай, я должна сперва поговорить с Тибо. Привяжи-ка осла и пойдем со мной.

Они вышли на улицу. Перед кузницей собрался народ. Люди хотели идти к сеньору.

— Это просто глупо, — говорил им Тибо. — Мы оставим деревню разбойникам на разграбление. Все равно ни он, ни епископ не примут всех нас. Надо выбрать троих.

Тут он заметил Жанну:

— И Жанну Пэрриш.

— Жанна уходит, — объявила Гийеметта.

— Далеко ли? — спросил Тибо. — Да куда бы ты ни шла, придется идти через Кан. Вот и пойдешь с нами.

Внушительный тон и рассудительность кузнеца почти убедили Жанну. Чувствуя, что она все еще колеблется, Тибо посмотрел ей прямо в глаза:

— Если ты уйдешь просто так на все четыре стороны, ты вроде как оставишь родителей неотомщенными. Надо, чтобы ты рассказала все вместе с нами.

Да, против этого не возразишь.

Поразмыслив, все сошлись на том, что идти надо самому кузнецу, мэтру Бурри и арендатору Юмберу де Виру, самому богатому жителю деревни. Выходило, что они сопровождают Жанну, с которой судьба обошлась особенно жестоко.

Жанна хотела взять с собой осла, чтобы больше не возвращаться в деревню, но Гийеметта объяснила ей, что за Донки с поклажей придется платить пошлину у городских ворот. Решили оставить осла на ее попечение.

— Жанна, теперь я тебе вместо матери. С ними тебе ничего не грозит. Иди и спокойно возвращайся, а уж осел будет здесь в безопасности.

Они обнялись и заплакали. Гийеметта бросилась в дом, завязала в узелок хлеба и колбасы и подала Жанне вместе с флягой пива. Мужчины ждали у дверей.

Вскоре двуколка покатила вдоль Орна. Жанне и в голову не приходило, что река может быть такой широкой, ведь раньше она видала лишь ручейки в Ла-Кудрэ. Часа через два взору изумленной Жанны открылись пригороды и крепостные стены Кана. Господи, сколько домов! Огромных! Черепичные крыши, трубы повсюду, а улицы! Стены! Соборы! Они вздымались к самому небу, и сердце Жанны тоже устремилось ввысь. Тибо заметил ее восхищение.

— Большой храм слева — это собор Сен-Пьер, а вон там, справа, церковь Сент-Этьен.

Дорога становилась все более людной, и к городским воротам им пришлось двигаться шагом, не раз останавливаясь среди вереницы повозок и водоворота из лошадей, ослов, мулов, быков и свиней. Наконец показался дворец сеньора. Никогда еще Жанна не видела и даже представить себе не могла таких больших домов. На высоте тридцати локтей лениво прохаживались лучники. А камни! Наверное, весом не меньше трехсот ливров каждый! Мужчины отыскали место для повозки и слезли на землю. Тибо направился к посту охраны, мимо которого навстречу ему как раз проходили три стражника в форме и плащах, перетянутых на поясе. Тибо осведомился у одного из них, можно ли видеть сеньора. Тот смерил его взглядом и посмотрел на остальных — ясное дело, деревенщины, мужичье. И без подношения: ни петуха в руках, ни бутылки.

— Зачем вам? Сеньор де Морбиз сегодня не принимает.

— Речь идет о четырех убийствах, — ответил Тибо, и в его голосе прозвучал металл. Это, похоже, проняло стражника. Четыре убийства, черт побери! Он даже вытаращил глаза.

— Идите к шамбеллану,[5] вон туда. — И он указал на дверь справа во дворе замка.