Роза и шип

На противоположной от замка Эссендон стороне Дворянского квартала возвышался в своей строгой, чинной пышности Маресский собор. Кое-кто говорил, что эти два здания доминировали над Медфордом, словно пара ссорящихся чудовищ, однако епископ Сальдур предпочитал думать о них как о родителях, что взирали свысока на город, полный детей. Замок, подобно супругу, заботился о сохранности тела, в то время как матерь церковь воспитывала дух. Собор был на несколько столетий старше замка и королевства Меленгар. Пережиток постимперской эпохи, он выглядел на свои годы. Черные потеки пятнали камень высокой колокольни – темные слезы, пролитые за тысячелетия скорби. Остальной мир двигался дальше. Он забыл дни имперской славы, когда дороги были безопасными, вода – чистой, а города наподобие Медфорда не нуждались в стенах. Но церковь помнила. Церковь ждала.

На протяжении почти тысячи лет церковь Нифрона искала пропавшего наследника последнего императора, который чудесным образом спасся от гибели. В смутные времена вера жила лишь этой надеждой. Цепляясь за мечту и память о величии, церковь хотела вновь вернуть человечество на путь просвещенного прогресса и одолеть эгоистичный раскол, что возводил на троны вооруженных головорезов.

Дорога сквозь темные времена была долгой, но ожидание подходило к концу.

Епископ сбавил шаг, чтобы полюбоваться сквозь струи проливного дождя на величественный фасад Маресского собора с его вознесшимися в небеса шпилями-близнецами. Этот шедевр выглядел не к месту в таком маленьком городе. Потом Сальдур посмотрел через плечо на дымящиеся руины замка и ощутил, как давит на плечи мокрое облачение. Он потерпел неудачу, но утешал себя тем, что сгорел замок, а не он сам. Убийца Эксетера избавил епископа от петли на шее.

– Ужасный день, – пробормотал Олин, придерживая дверь. Он постоянно говорил подобные нелепые вещи.

Войдя в собор, Сальдур сразу успокоился. Полумрак среди высоких мраморных колонн, мерцание свечей и резкий запах салифана были другим миром, местом, куда не могли войти внешние тревоги.

Епископ стоял, и вода с него стекала на пол, пока Олин закрывал дверь.

– Что я могу сделать? – спросил Олин.

– Беги в мои покои, разведи огонь и прикажи приготовить ванну. И принеси мне полотенце. Я промерз до костей.

– Разумеется.

Олин зашаркал прочь. Толстяк никогда не отрывал ноги от пола.

Хотя прежде мокрая одежда не беспокоила епископа, теперь, под крышей, она превратилась в настоящую пытку. Он не хотел шевелиться, не хотел ощущать, как липнет к коже влажная ткань. Епископ заставил себя сделать шаг в направлении своих покоев и поморщился. Требовалось пройти совсем немного; потом он сможет избавиться от грязных тряпок. Он согреется в ванной, вытрется насухо, заберется в постель и уснет. Ночь была длинной.

Сальдур успел сделать еще один шаг, но тут в дверь заколотили.

Епископ огляделся и вздохнул. В передней части церкви никого не было. Он толкнул дверь и обнаружил за ней светловолосого джентльмена, тоже насквозь мокрого. При виде епископа джентльмен просиял.

– Ваша милость! – Он выглядел радостным. Епископ уже отвык от подобной реакции. – Я так счастлив, что нашел вас.

– Службы не будет до…

– Я здесь не за этим. – Аристократ заметил лужу, натекшую с епископа на сухой пол. – Я лишь посыльный.

Он протянул епископу кошелек.

– Как мило с вашей стороны. – Сальдур принял дар, который, к его разочарованию, почти ничего не весил. – Уверен, наш повелитель Новрон благословит вас за щедрость.

– О, это не от меня, ваша милость. На самом деле я не знаю, чье это. Какой-то человек остановил меня на улице и попросил занести это вам. Он сказал, это важно, а я всегда стремлюсь помочь церкви. И, должен отметить, делаю все, что в моих силах.

– Как и мы все, – откликнулся епископ.

– Признаюсь, мне весьма любопытно, что находится в кошельке. Тот человек сказал, чтобы я ни при каких обстоятельствах не заглядывал внутрь, что, само собой, лишь подогрело мое любопытство.

– И вы заглянули?

Аристократ покачал головой.

– В обычных обстоятельствах я бы заглянул, но…

– Но что?

– По правде сказать, ваша милость, я испугался. Тот человек был, скажем так, весьма грозным. У меня определенно сложилось впечатление, что он может за мной наблюдать. – Аристократ огляделся.

– Понятно. Что ж, очевидно, я должен вас поблагодарить.

– Это я вас благодарю, ваша милость.

Светловолосый джентльмен снова улыбнулся и, крутанувшись на каблуках, ушел в ливень. Сальдур всмотрелся в струи дождя, но не заметил никого, кто мог бы следить. Он закрыл дверь.

Подгоняемый неуютной мыслью о том, что в собор может постучаться кто-то еще, епископ зашагал по коридору, игнорируя липкую влажность одежды и скрипя зубами. По пути он раскрыл кошелек и вытряхнул содержимое на ладонь.

И остановился.

В его руке лежал отрезанный палец.