Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы

— За эту войну? Или за прошлую?

— О, конечно, за эту! Он довольно молодой человек, лет тридцати четырех. Превосходная военная характеристика. А орден получил за «необыкновенное хладнокровие, героизм и верность долгу». Во время атаки у Салерно[40] под шквальным огнем противника командовал передовой пулеметной точкой. Все из его расчета, кроме одного, были убиты. Он и сам был ранен, но продолжал держаться, пока не израсходовал все патроны, и только тогда отступил на основную позицию. Уничтожил ручными гранатами много солдат противника и вытащил в безопасное место раненого бойца, единственного оставшегося в живых из своего расчета. Звучит, не правда ли?! К сожалению, внешность у него неказистая: невысокий, вида никакого.

— Как же он выйдет на публику? — удивился я.

Лицо Карслейка просветлело.

— О, тут с ним все в порядке. Он, понимаете ли, определенно ловкач, реакция молниеносная. К тому же легко вызывает у публики смех, хотя все его остроты — сплошная дешевка! — На мгновение лицо Карслейка исказила брезгливость. Истинный тори, он, думаю, предпочел бы явную скуку шутке дурного тона. — Но… публика принимает. О да! Принимает.

Карслейк, помолчав, продолжал рассуждать:

— Хотя, конечно, за ним нет наших традиций.

— Вы хотите сказать, что он не корнуоллец. Откуда же он? — спросил я.

— Сказать по правде, понятия не имею… Он ниоткуда, если угодно. Мы лучше умолчим об этом, а разыграем военную карту — доблестная служба и все такое. Для простых людей — средних англичан — подойдет. Разумеется, для нас это непривычно… — Вид у Карслейка был довольно несчастный. — Боюсь, леди Сент-Лу его не одобрит.

Тереза деликатно осведомилась, имеет ли значение, одобрит кандидата леди Сент-Лу или нет. Оказалось, имеет. Карслейк объяснил, что леди Сент-Лу возглавляет Ассоциацию женщин-консерваторов, которая представляет собой определенную силу в Сент-Лу. Она проводит многие важные акции и оказывает огромное влияние на то, как проголосуют женщины, чего, как известно, никто не может предсказать.

Тут Карслейк снова прибодрился.

— Это одна из причин моего оптимизма насчет Гэбриэла, — сказал он. — Этот малый нравится женщинам.

— Но не леди Сент-Лу?

Леди Сент-Лу, по словам Карслейка, относится к этому с большим пониманием. Она откровенно признает, что старомодна, но искренне поддерживает то, что партия сочтет необходимым.

— В конце концов, — грустно сказал Карслейк, — времена изменились. Раньше в политике были джентльмены. Теперь их невероятно мало. Хотелось бы, конечно, чтобы этот парень был джентльменом, но… он не джентльмен, и все тут! Ну а раз нельзя заполучить джентльмена, то, я полагаю, герой — это лучшее из того, что остается.

— По-моему, неплохо сказано, — заметил я, когда Карслейк ушел.

Тереза улыбнулась и заявила, что ей, пожалуй, жаль майора Гэбриэла.

— Как ты думаешь, какой он? — спросила она. — Должно быть, неприятный?

— Да нет, наверное, он довольно славный малый.

— Потому что у него Крест Виктории?

— О Господи! Конечно нет! Можно получить Крест, будучи просто безрассудным… или даже глупым. Знаешь, всегда говорили, что старина Фредди Элтон получил Крест Виктории только потому, что был слишком глуп, чтобы понять, когда надо отступать с переднего края. Правда, начальство назвало это «стойкостью перед лицом непреодолимого преимущества сил», хотя на самом деле Фредди просто понятия не имел, что все остальные уже ушли.

— Это же нелепость, Хью! Скажи, почему ты думаешь, что этот самый Гэбриэл должен быть славным малым?

— Только потому, что он не нравится Карслейку. Человек, который мог бы понравиться Карслейку, должен быть чванливым ничтожеством.

— Ты хочешь сказать, что тебе не нравится бедняга Карслейк?

— Ну при чем тут «бедняга»? Он вполне подходит для такой работы; чувствует себя как рыба в воде! И то сказать, какая работа!

— А чем она хуже любой другой? Это нелегкий труд.

— Да, верно. Однако если всю жизнь приходится рассчитывать, какое воздействие «это» окажет на «то»… В конце концов сам не будешь знать, чем «это» и «то» являются на самом деле.

— Отрыв от действительности?

— Да. Не к этому ли в конечном счете сводится политика — кому поверят люди, за что будут стоять, что им можно будет внушить? При чем тут факты?

— О, значит, я правильно делаю, что не воспринимаю политику всерьез! — заявила Тереза.

— Ты все делаешь правильно! — Я послал ей воздушный поцелуй.

Мне так и не удалось увидеть кандидата от консерваторов до большого собрания в Спортивном комплексе.

Тереза раздобыла для меня самую современную инвалидную каталку. В солнечный день меня могли вывозить на террасу. Позднее, когда движение на каталке стало причинять меньше боли, круг расширился: иногда меня вывозили даже в Сент-Лу. Собрание было назначено на вторую половину дня, и Тереза устроила все так, чтобы я мог на нем присутствовать. Она уверяла, что это меня развлечет. Я сказал, что у Терезы странное представление о развлечениях.