— Не надо больше так говорить, — сказала она. — Это глупо и опасно, Ричард.
— Может быть. Но ты не любишь мужа, Ширли, ты любишь меня.
— Я жена Генри.
— Ты любишь меня.
Ширли снова сказала:
— Я жена Генри.
Она повторила это, как заклинание.
Когда она пришла домой, Генри лежал растянувшись на диване. На нем был белый фланелевый костюм.
— Кажется, я растянул мышцу. — Он сморщился от боли.
— Что ты делал?
— Играл в теннис в Роухэмптоне.
— Со Стивеном? Я считала, что ты поехал играть в гольф.
— Мы передумали. Стивен взял Мери, а четвертой была Джессика.
— Джессика — это та чернявая девица, с которой мы познакомились позавчера?
— Э-э… да.
— Она твоя нынешняя?
— Ширли! Я же тебе говорил, я обещал…
— Что значат обещания! Она — нынешняя, я вижу по глазам.
Генри хмуро сказал:
— Если ты хочешь выдумывать…
— Если я захочу выдумывать, — пробормотала Ширли, — я выдумаю остров.
— Почему остров?
Генри сел и сказал:
— У меня ноет все тело.
— Ты завтра лучше отдохни. Для разнообразия устрой спокойное воскресенье.
— Да, это будет неплохо.
Но наутро Генри объявил, что у него все прошло.
— Вообще-то мы договорились сегодня продолжить.
— Ты, Стивен, Мери и Джессика?
— Да.
— Или только ты и Джессика?
— Нет, мы все, — с легкостью ответил он.
— Какой же ты врун, Генри.
Но она сказала это беззлобно, даже с улыбкой. Она вспомнила молодого человека, которого встретила четыре года назад на партии в теннис. Как привлекательна была тогда эта его отстраненность — сейчас он был таким же отстраненным.
Смущенный юноша, который пришел на следующий день и изворачивался, разговаривая с Лаурой до прихода Ширли, — это тот же самый молодой человек, который теперь охотится за Джессикой.
«Генри не меняется, — подумала она. — Он не хочет меня ранить, но такой уж он человек. Всегда делает то, что хочет».
Заметив, что Генри прихрамывает, она решительно сказала:
— Я думаю, тебе нельзя сегодня играть в теннис, у тебя растяжение. Может, отложишь до следующей недели?
Но Генри хотел пойти, и пошел.
Вернулся он в шесть часов и упал на кровать. Вид у него был такой скверный, что Ширли встревожилась. Несмотря на протесты Генри, она позвонила и вызвала врача.
Глава 8
На следующий день, едва Лаура пообедала, как зазвонил телефон.
— Лаура? Это я, Ширли.
— Ширли, что случилось? У тебя такой странный голос.
— Я насчет Генри. Он в больнице. У него полиомиелит.
«Как у Чарльза, подумала Лаура, и ее мысли ринулись к событиям многолетней давности. Как у Чарльза».
Трагедия, которую в то время она не могла осознать по малости лет, вдруг обрела новое значение.
Мука, прозвучавшая в голосе Ширли, напомнила ей ее муки матери.
Чарльз умер. Умрет ли Генри?
Да, умрет ли Генри?
— Детский паралич — то же, что полиомиелит? — спросила она Болдока.
— Просто другое название. А в чем дело?
— У Генри полиомиелит.
— Бедняга. И ты хочешь знать, выживет ли он?
— Ну… да.
— И надеешься, что нет?
— Болдок, вы делаете из меня какое-то чудовище!
— Сознайся, юная Лаура, такая мысль у тебя мелькнула.
— У любого может промелькнуть ужасная мысль. Но я никому не желаю смерти, правда, не желаю.
Болдок задумчиво сказал:
— Да. Не думаю, что ты желаешь — теперь.
— Что значит теперь? А, вы имеете в виду старую историю про Вавилонскую блудницу? — Она не смогла сдержать улыбку от воспоминания детства. — Я пришла затем, чтобы сказать: теперь я не смогу каждый день вас навещать. После обеда я уезжаю в Лондон — чтобы побыть с Ширли.
— А она этого хочет?
— Конечно! — возмутилась Лаура. — Генри в больнице, она одна, ей нужен кто-то рядом.
— Возможно… Что ж, возможно. Правильно. Так и надо. Обо мне нечего беспокоиться.
Мистер Болдок, ныне полуинвалид, получал огромное удовольствие от преувеличенной жалости к себе.
— Дорогой мой, мне ужасно жаль, но…
— Но Ширли прежде всего! Ладно, ладно… кто я такой? Надоедливый старикан восьмидесяти лет, глухой, полуслепой…
— Болди…
Болдок вдруг усмехнулся и закрыл один глаз.
— Лаура, как же легко ты поддаешься на басни неудачников. Тот, кто жалеет сам себя, не нуждается еще и в твоей жалости. Жалость к себе занимает все свободное время.
— Как удачно, что я не продала дом! — сказала Лаура Болдоку.
Это было три месяца спустя. Генри не умер, но побывал на краю смерти.
— Если бы после первых симптомов он не пошел играть в теннис, дело не обернулось бы так серьезно.
— Плохо, да?
— Он останется инвалидом на всю жизнь, это определенно.
— Бедняга.
— Ему, конечно, не сказали. И я надеюсь, что есть шанс… но, возможно они просто хотели подбодрить Ширли. Все-таки удача, что я не продала дом. Странно, у меня было чувство, что я не должна его продавать. Я повторяла себе, что это смешно, что дом слишком велик для меня, что пока у Ширли нет детей, они не захотят жить за городом. Я изо всех сил старалась провернуть дело с детским домом из Милчестера, но сделка не состоялась, и теперь я могу отозвать бумаги, и Ширли сможет привезти сюда Генри после больницы. Правда, это будет через несколько месяцев.
— Ширли одобряет твой план?
Лаура нахмурилась.