Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы

Леди Сент-Лу пробыла на празднике недолго и ушла вместе со своей сестрой и невесткой. Изабелла осталась, чтобы помочь Терезе, миссис Карслейк и другим женщинам.

Я наблюдал все происходившее минут двадцать. Потом Роберт покатил мою каталку назад, к дому. Я остановил его на террасе. Ночь была теплая, а лунный свет восхитителен.

— Мне хотелось бы побыть здесь, — попросил я.

— Хорошо. Принести тебе плед или еще что-нибудь?

— Ничего не нужно. Достаточно тепло.

Роберт молча кивнул и пошел обратно. В Длинном Амбаре у него тоже оставались какие-то обязанности.

Я лежал в своем кресле и спокойно курил. Силуэт замка выделялся на фоне моря, залитого лунным светом, и больше обычного походил на театральную декорацию. От Длинного Амбара доносились звуки музыки и голоса. Полнорт-хаус за моей спиной был погружен в темноту. Светилось только одно окно, и в причудливом лунном освещении казалось, что от замка до Полнорт-хауса пролег волшебный воздушный мост.

Я представил себе, как по нему движется всадник в сверкающих доспехах: юный лорд Сент-Лу возвращается в свой дом. Какая жалость, что современная униформа не столь романтична!

Далекую музыку и шум голосов, доносившихся со стороны Длинного Амбара, летняя ночь дополняла сотнями собственных звуков: негромким поскрипыванием, шелестом, шорохами — мелкие существа пробирались куда-то по своим делам; перешептывалась листва; слышался далекий крик совы…

Меня охватило неясное чувство умиротворенности. То, что я сказал Терезе, было правдой. Я действительно начинал жить сначала. Прошлое и Дженнифер остались ослепительным и несбыточным сном. Между ним и мной пролегла трясина боли, мрака, страшного безразличия. Прежнюю жизнь я, разумеется, продолжать не мог: трещина была непреодолимой. Начиналась иная, еще неведомая жизнь. Какой она будет? Какой я ее сделаю? Что представляет собой этот новый Хью Норрис? Я чувствовал, как во мне просыпается интерес. Что я знаю? На что могу надеяться? Что буду делать?

Я увидел, как от Длинного Амбара отделилась высокая, одетая в белое фигура. Помедлила мгновение и потом направилась в мою сторону. Я сразу узнал Изабеллу. Она подошла и села на каменную скамью. Гармония ночи стала полной.

Довольно долго мы сидели, не говоря ни слова. Я был счастлив. Мне не хотелось испортить все разговорами. Не хотелось даже думать.

Неожиданный порыв ветра подхватил и спутал волосы Изабеллы. Она подняла руку к волосам, и чары рассеялись. Я повернул голову в сторону Изабеллы. Она пристально не отрываясь смотрела на лунный мост, ведущий к замку.

— Этой ночью должен бы вернуться Руперт, — сказал я.

— Да, — произнесла она с еле заметной паузой, будто у нее перехватило дыхание, — должен бы.

— Я рисовал себе его возвращение на коне и в доспехах. Хотя, полагаю, он явится в униформе и берете.

— Он должен скоро приехать, — сказала Изабелла. — О, Руперт должен скоро приехать! — повторила она напряженным, каким-то тоскливым голосом.

Я не знал, что у нее на уме, но почему-то встревожился.

— Не возлагайте слишком больших надежд на его приезд. Ожидания нередко сбываются не совсем как рассчитываешь.

— Наверняка так и бывает…

— Вы ждете чего-то, — продолжил я, — а оно оказывается…

— Руперт должен скоро приехать! — нетерпеливо перебила меня Изабелла.

Да, в ее голосе, без сомнения, были и беспокойство и настойчивость. Я хотел спросить, чем она встревожена, но в этот момент из Длинного Амбара вышел Джон Гэбриэл и присоединился к нам.

— Меня прислала миссис Норрис узнать, не нужно ли вам что-нибудь, — обратился он ко мне. Изабеллу он более или менее игнорировал. — Хотите выпить?

— Нет, благодарю.

— Уверены?

— Вполне. Налейте себе, — предложил я.

— Нет, спасибо. Я не хочу. — Он помолчал. — Прекрасная ночь. В такую ночь Лоренцо юный…[73] и так далее, и так далее.

Мы все трое молчали. Из Длинного Амбара снова донеслась музыка.

— Не хотите ли пойти потанцевать, мисс Чартерис? — спросил Гэбриэл.

— Благодарю вас, с удовольствием, — тихим вежливым тоном проговорила Изабелла и встала.

Они ушли, держась напряженно и не разговаривая друг с другом.

А я стал думать о Дженнифер. Где она и что делает? Счастлива или несчастна? Нашла ли она, как принято говорить, «кого-то другого»? Я надеялся, что нашла. Очень надеялся.

Мысли о Дженнифер не вызывали боли, потому что той Дженнифер, в которую я когда-то был влюблен, на самом деле не существовало. Я ее придумал в угоду самому себе, а о том, что собой представляет настоящая Дженнифер, я никогда не задумывался. Между мной и настоящей Дженнифер стоял Хью Норрис, влюбленный в воображаемую Дженнифер.