Получилось, что все свое время Изабелла потратила на меня и осталась без чая.
После полудня пришла Милли Барт. Освободившись от макинтоша, капюшона и галош, она пригладила волосы, тщательно припудрила нос и села около меня. По-моему, она выглядела очень хорошенькой, и не симпатизировать ей было просто невозможно! (Да и зачем бы?)
— Надеюсь, вы не чувствуете себя покинутым? Вы уже свели свой ленч, и все в порядке?
— Да, конечно! — заверил я Милли. — Чуть позже мы с (Вами будем пить чай.
— Это очень хорошо, — сказала Милли и тут же озабоченно спросила: — Ох! Капитан Норрис, как вы думаете, он пройдет?
— Об этом говорить слишком рано.
— Мне хотелось бы знать, что вы думаете.
— По-моему, у него есть шанс. — Я старался как-то ее успокоить.
— Если бы не я, он прошел бы наверняка! Как я могла быть такой глупой и скверной! О капитан Норрис, я постоянно думаю об этом. И ужасно себя упрекаю.
«Ну вот, началось!» — подумал я.
— На вашем месте, Милли, я перестал бы об этом беспокоиться.
— Но как я могу?! — Большие карие глаза Милли широко раскрылись.
— С помощью силы воли и самоконтроля, — наставительно сказал я.
Лицо Милли приняло скептическое и слегка неодобрительное выражение…
— Я не могу, не должна относиться к этому легко. Ведь это моя вина.
— Дорогая моя, этим вы не поможете Гэбриэлу попасть в парламент.
— Не-ет… конечно, не помогут. Но, если пострадает его карьера, я себе никогда не прощу.
Это было так знакомо! Я прошел через все это с Дженнифер. Разница только в том, что сейчас я говорил хладнокровно, не испытывая романтического влечения. Большая разница! Милли Барт мне нравилась, но ее причитания в высшей степени раздражали.
— Ради Бога! — воскликнул я. — Незачем все так преувеличивать и накручивать! Хотя бы ради самого Гэбриэла.
— Но ведь он-то меня и беспокоит!
— Вам не кажется, что у него хватает забот и без ваших слез и сожалений?
— Но если он проиграет…
— Если он проиграет (чего пока еще не произошло) и если вы содействовали такому результату (чего невозможно знать наверняка — может быть, это вообще не соответствует действительности), бедняге, надо думать, хватит того разочарования, и вряд ли стоит дополнять его переживания женскими терзаниями. От этого будет еще хуже.
Милли хоть и пришла в замешательство, но продолжала упрямо повторять свое:
— Я только хочу загладить то, что сделала.
— Скорее всего вы не сможете этого сделать. Разве только вам удастся убедить Гэбриэла в том, что поражение на выборах для него большая удача, так как даст ему свободу для более интересных перспектив.
— О-о! — Милли испугалась. — Я не думаю, что смогу это сделать!
Я тоже так не думал. Это было бы под силу лишь находчивой и неразборчивой в средствах женщине. Да еще Терезе, если бы Гэбриэл ей нравился, она тоже могла бы справиться с этой задачей. Она, по-моему, всегда воспринимала жизнь как непрекращающуюся борьбу.
Для Милли Барт жизнь, безусловно, была чередой романтичных поражений. Но, быть может, Джону Гэбриэлу нравится подбирать трогательные обломки крушения и пытаться их склеить. Мне самому это когда-то нравилось.
— Вы его очень любите, не так ли? — спросил я.
Карие глаза Милли налились слезами.
— О да!.. Да! Он… Я никогда не встречала никого похожего на майора Гэбриэла.
И я тоже. Но меня, разумеется, это не трогало так, как Милли Барт.
— Я бы все для него сделала, капитан Норрис! Правда, все-все бы сделала!
— Если вы его так любите, — это само по себе уже много значит. Оставьте все как есть!
Кто это сказал: «Любите их и оставьте в покое». Какой-нибудь психолог, который давал совет матерям? Мудрость эта применима не только к детям. Однако в состоянии ли мы оставить кого-нибудь в покое? Возможно, лишь наших врагов, да и то с трудом.
Я оторвался от бесплодных размышлений и распорядился, чтобы подали чай.
За чашкой чаю я намеренно повел разговор о кинофильмах, которые смотрел в прошлом году. Милли любила ходить в кино.
Она ввела меня в курс последних киношедевров. Мы славно провели время. Я получил большое удовольствие, и мне было жаль, когда Милли ушла.
С отдаленных избирательных участков стали появляться «боевые отряды». Настроения варьировали от оптимизма до отчаяния. Только Роберт пришел домой бодрый и веселый: в заброшенном карьере он нашел поваленный бук, точно такой, какого жаждала его душа художника. К тому же он вкусно поел в пабе. Деревья и еда — две основные темы разговоров Роберта. Кстати сказать, не худшие!
Глава 22
На следующий день поздно вечером Тереза вошла в мою комнату и, устало отбросив прядь темных волос со лба, сказала:
— Он прошел!
— С каким преимуществом?
— Двести четырнадцать голосов.
Я присвистнул.
— Только-только!
— Да. Карслейк считает, что, не будь всей этой истории с Милли Барт, перевес был бы не меньше тысячи.
— Карслейк не понимает, о чем говорит.
— Невероятный успех левых по всей стране. Почти везде победили лейбористы. Победа консерваторов в Сент-Лу — одна из немногих.
— Гэбриэл был прав, — сказал я. — Ты помнишь, он это предсказывал.
— Да, помню. Поразительное предвидение!