«Роза» Исфахана

Поскольку вопрос с отправкой Джин в Иран решался стремительно и времени на подготовку монолитной, устойчивой легенды катастрофически не хватало, руководство решило воспользоваться тем же прикрытием, что и в Ираке, слегка его доработав. Но в Ираке Джин было проще. Там ей не приходилось постоянно торчать в городской больнице Эль-Кута. Там за её спиной стояла мощная военная группировка США, в любой момент готовая прийти на помощь. Там ей ассистировали Ахмет Байян со всем своим семейством, Михраб, доктор Фарад и другие местные сторонники прозападной администрации. Иран же — совсем другое дело. Здесь антизападные настроения пронизывали общество сверху донизу, и религиозные деятели прочно держали в идеологических тисках всё население от мала до велика. Проще говоря, в Ираке Джин чувствовала себя в безопасности и жила относительно свободно, а здесь, в Иране, из-за слежки «Министерства информации» персонально за каждым иностранцем даже вздохнуть лишний раз опасалась. Ведь если бы, в случае малейшего подозрения, местные агенты взялись за проверку её наспех слепленной легенды, та треснула бы как скорлупа молочного ореха.

А прицепиться им было к чему. Женщина-мусульманка, пусть даже наполовину француженка и много лет проведшая в Европе, но до сих пор, в её-то далеко уже не юном возрасте, не имевшая ни мужа, ни детей, — явление для Востока крайне странное и потому само по себе подозрительное. Чтобы ликвидировать сей досадный пробел, Дэвид придумал для Джин мужа-француза, умершего от рака крови вскоре после свадьбы. Брак с ним объяснял и принятие ею христианского вероисповедания, чему, по счастью, ислам не препятствовал. А иранские муллы, дабы продемонстрировать миру свою толерантность, даже оберегали христиан от нападок представителей других религиозных конфессий. К тому же Коран не запрещал обратного возвращения в веру, так что при необходимости Джин могла этой возможностью воспользоваться. Определенные преимущества предоставлял ей и статус вдовы. Ибо вдовы, пусть даже бездетные, пользовались в Иране правами и почтением большими, нежели незамужние женщины. Отсутствие у женщины мужа здесь считалось едва ли не позором.

Арабское происхождение объясняло не совсем свободное владение Джин фарси — сойти за персиянку она бы точно не смогла. Учить язык Джин начала только за год до отбытия в Иран — по совету Дэвида и с помощью неутомимой тети Джилл, служившей в молодости у бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга. Бабушка Маренн считала, что тетя Джилл никогда, сколько её ни учи, не сумеет приготовить пудинг, но зато с легкостью и в короткий срок освоит любой язык. Таким уж лингвистическим талантом та обладала. Теперь «иракская» легенда позволяла Джин время от времени сбиваться на арабский, которым она овладела в совершенстве, не вызывая при этом никаких подозрений. А всего, что касалось непосредственно врачебной деятельности, Джин не боялась: тут её профессионализм был безупречен.

Самым сложным и уязвимым аспектом для работы в Иране долго оставалась связь. Два пояса стражей вокруг миссии Красного Креста не столько охраняли саму миссию, сколько следили за каждым шагом проживавших на её территории иностранцев. Без сопровождения капитана Лахути Джин не могла и носа высунуть за пределы миссии. Она знала, что капитан окончил курс национальной безопасности и является офицером контрразведки, поэтому, несмотря на все его лирические излияния, резонно считала «воздыхателя» одним из своих главных противников.

Корпус стражей исламской революции подчинялся не министру обороны и даже не президенту Ахмадинежаду, а исключительно рахбару — верховному идеологическому вождю, сотрудничавшему с «Министерством информации». Последнее, в свою очередь, тоже было подотчетно только верховному мулле Али Хосейни Хаменеи — активному участнику революции и ближайшему соратнику почившего имама, занявшему этот пост после смерти Хомейни. Сам корпус представлял собой закрытую военную организацию типа гиммлеровских СС, противостоял армии как бы для уравновешивания её влияния в стране и служил главной опорой режима. В состав корпуса, как когда-то и в СС, входили сухопутные войска, эскадрильи ВВС и боевые единицы военно-морского флота. То есть при необходимости он фактически мог заменить собой армию. В корпусе исправно функционировали также службы внешней разведки КСИР и иностранных операций. Тесно взаимодействуя с «Министерством информации», эти комитеты занимали прочные позиции в Ливане и Судане, обладали разветвленной агентурно-диверсионной сетью в странах Персидского залива, в Палестине, Германии, Франции, Канаде, Бразилии, Парагвае, Пакистане и на Филиппинах. Бдительность в таких условиях нельзя было терять ни на секунду, поэтому даже подаренные ковры пришлось проверить на наличие вшитых в них подслушивающих устройств или других приспособлений для слежки.