— А я всегда ему повторял, чтоб малец не строил из себя слишком серьёзного, — мерзко с совсем ещё юношеским ехидством продолжал похихикивать гроллин. — Что, правду, со стороны настолько старым кажется? Плохо я на него влияю… Разница у нас в возрасте небольшая. Мне было около двадцати, когда Лаванса родила это маленькое чудовище. Мы с его отцом не слишком ладили, не столько в политическом плане, сколько в личностном. И я предпочитал, как можно реже бывать в их доме, тем более что мой племяш был…, скажем так, слишком избалованным. И, разумеется, ему в учителя прочили человека более подходящего. Только после бойни в столице, не осталось никого из внутреннего круга, кто мог бы взять к себе свихнувшегося мальчика. Этот осёл, до сих пор, хоть и слушается иногда, но ни в грош не ставит других.
— Так Вы наставник Кирха, — если бы девочка не была уверенна, что мужчине стало легче, она с радостью приняла бы сказанное за бред умирающего, — в смысле, его учитель и приёмный…
— Нет, барышня. Я не имею права по происхождению, быть наставником Самого Гхурто Рокирха, — Лоран одновременно выражал и пренебрежение к такой традиции, и почти врождённое благоговение перед непонятным именем или чином. — Мальчик был у меня на попечении с детства, частично обучался мною, получал необходимые тренировки и боевой опыт, но никогда не являлся мне полноценным учеником. Я всего лишь его телохранитель. И, между прочим, сейчас, вместо того, чтобы болтать с тобой о Кирхе, я должен был охранять его. Так что, если с нашим Рокирхом что-либо случится, я буду во всём винить тебя при подаче отчёта.
— Я всё же не могу понять, — девочка предпочла не отзываться на шутку, во всяком случае, она очень надеялась, что это была именно шутка, — здесь что-то совсем не сходится. Вам не может быть больше тридцати, и всё это о телохранителях…
Мужчина тяжело выдохнул, помассировал переносицу и слегка раздражённо продолжил:
— Барышня, мы столько живём, сколько отмеряно, наш возраст определяется не морщинами, а длинной волос, что перестают остригаться после прохождения юношей специальной подготовки, и которую никто не отменял даже после нашествия тадо. И пройти семь лет общей школы, пять лет военного мастерства в малых отрядах и столько лет же непосредственного боевого опыта в парных связках с личным учителем обязан любой мальчик, даже наследный Рокирх. Хотя Кирх с его упрямством мог и не проходить высший уровень и уж тем более не выбирать для этого самый тяжёлый участок, грозящий вот-вот стать линией фронта.
Оба примолкли: за стеной протяжно и почти завораживающе заголосил сумеречник, начиная детским пронзительным плачем и постепенно переходя на пронзительный вой голодного пса. Это напоминание внешнего мира о своём существовании значительно отрезвляло. Во всяком случае, Каринку звук мигом привёл в чувства из состояния растерянности и глубокого удивления, заставив отложить до лучших времён несколько весьма интересных и щекотливых тем для обдумывания. Девочка стянула потуже растрепавшуюся косу и принялась перетягивать удобнее одежду.
— Можете называть меня по имени, поскольку я обязана Вам своей жизнью. Меня зовут Каринаррия, — Каринка гордо протянула мужчине свою ладошку, хоть это и выглядело презабавнейшим образом, — Каринаррия Корсач.
— Каринцар-рияль Кшорсач, — мечтательно протянул со странным акцентом Лоран, смакуя на слух полное имя подопечной, он в темноте просто не заметил её жеста. — Это можно перевести как Дикая-роза-с-ароматом-корицы из рода Коршуна. Как интересно…
— Вы сможете двигаться в хорошем темпе? — девочку не смутили его игры со словами, она просто решила как можно быстрее разрешить сложившуюся ситуацию. — Я намерена не препятствовать Вам в исполнении долга и покинуть это место в ближайшее время.
— Я не брошу здесь Кирха, даже если ты знаешь безопасный выход.
— Этот вариант мною и не рассматривался, Лоран. Я могу проводить Вас к нему, в какой бы части здания он не находился.
Всё же было что-то необычное в словах обваренного невурлока там в туннелях. Его доверие, странным образом высказанное, продолжало ощущаться даже на расстоянии лёгкой точкой опоры, которая казалась почти что указательным флажком на макете этого странного дворца. Поэтому Каринаррия Корсач не сомневалась в этом (она слишком устала сомневаться в собственных ощущениях и видениях) и уверенно повела опирающегося на её плечо гроллина к намеченной цели.
Все повороты одинаковые, они влекут, мучают, петляют и упорно, целенаправленно ведут не туда. Они пожирают за собой пути отступления, не предлагая ничего взамен. Их сущность вечно скрывать себя в тени и скрывать в себе тени. Такие тени напрочь лишают последних ориентиров и бесконечно растягивают бессмысленную мглу в бессмысленное ничто, разрывающееся прямо из круглого зала на пять бесконечных жгутов полных собственными ароматами неизменно свежими и прохладными.