— Прости нас, бедный странник, — сказал старик с седыми волосами, в белых ниспадающих до земли одеждах. — Мы бы с радостью помогли тебе, но, увы, это невозможно. Видишь вон ту часовню из белого камня на вершине горы? Рядом с ней могила святого угодника, покровителя нашего города. Мы идём поклониться его блаженному праху. Каждый из нас в память о нём должен оставить в часовне зажжённую свечу. Таков обычай, и никто не вправе нарушить его!
— Дайте мне хоть маленький огарок! — взмолился Раньеро. Но седобородый старик только с сожалением покачал головой. К Раньеро подошла сгорбленная старуха с красными слезящимися глазами.
— Вон там вдалеке идёт женщина, не смея приблизиться к нам. У неё целая связка восковых свечей. Она предлагает их каждому встречному. Но никто не берёт их у неё, потому что эта женщина больна проказой. Тот, кто возьмёт у неё свечу, получит вместе с ней её болезнь…
Раньеро взглянул, куда показывала старуха, и увидел высокую стройную женщину, с ног до головы закутанную в тёмный плащ. Лицо и руки у неё были обмотаны тряпками в бурых пятнах. Из-под плаща виднелась большая связка восковых свечей.
Раньеро весь содрогнулся. Заболеть проказой, сгнить заживо? Ничего страшнее он не мог себе представить.
И вдруг пламя догорающей свечи лизнуло ему руку. И тотчас пламя священного обета ответно вспыхнуло в его сердце.
“Если Господь посылает мне такое испытание, — подумал Раньеро, — значит, я заслужил его. Да исполнится его святая воля!”
Паломники уже поднялись в гору, и затихло вдалеке их пение. Раньеро скорыми шагами подошёл к прокажённой и взял связку тонких свечей.
Он с благоговением поцеловал их.
Фитилёк еле тлел у него на ладони, но он успел зажечь тонкую свечу.
— Благодарю тебя, несчастная, — сказал он дрогнувшим голосом. — Что бы со мной ни случилось, я буду всегда молиться за тебя. Да облегчит Господь Бог твои страдания…”
Женщина ничего не ответила. Она с облегчением вздохнула, словно сбросила с себя непосильную ношу, и не оглядываясь пошла прочь.
К ночи Раньеро въехал в незнакомый город, окружённый горами.
Дул холодный пронизывающий ветер, и месяц, повисший над спящим собором на площади, искрился, словно окованный льдом.
Ни одного освещённого окна, только тишина и накрепко запертые двери.
Но едва Раньеро выехал на глухую горную тропинку, он услышал лёгкие торопливые шаги позади себя. Кто-то почти бегом догонял его. Оглянувшись, он увидел женщину в бедных одеждах, скользящую, как тень.
В холодном лунном свете сверкал каждый малый камешек на дороге, но лица женщины Раньеро не мог разглядеть, потому что она накинула на голову грубое залатанное покрывало.
— Добрый странник, — с мольбой сказала женщина. Раньеро показалось, что голос у неё совсем юный и красивый, но говорит она слишком торопливо и тихо. — Мои дети озябли и просят хлеба. В этот поздний час мне негде раздобыть огня. Позволь зажечь лампаду от твоей свечи. Я растоплю печь и испеку детям лепёшки.
— Нет, — сурово ответил Раньеро, — напрасно ты будешь просить меня. Этим огнём я зажгу свечу только перед алтарём Пресвятой Девы! — И Раньеро резко оттолкнул руку женщины. — Пропусти меня и не докучай мне больше напрасными просьбами, — с нетерпением добавил он.
Но женщина ухватила коня за повод и преградила ему путь. Месяц заливал её серебряным светом.
— Дай мне огня, пилигрим! Ведь жизнь моих детей — это тоже божественное пламя. И я должна его беречь, как ты бережёшь свою свечу!
“Что-то необыкновенное есть в этой женщине, — подумал Раньеро. — Худенькая, слабая, но как она тверда и непреклонна…”
Раньеро наклонился с седла, протянул свечу и женщина зажгла от нее свою лампаду.
Раньеро оглянулся. Женщина быстро шла по пустынной дороге. Огонёк её лампады мерцал и покачивался, словно подвешенный в ночном мраке.
Скоро Раньеро въехал в ущелье. Справа и слева от него поднимались крутые скалы, из расщелин тянулся ночной туман.
Неожиданно по каменным откосам пробежали всполохи огня, послышался цокот копыт по кремнистой дороге. Из-за поворота показалась толпа рыцарей с факелами.
“Ничего дурного со мной случиться не может, — подумал Раньеро, — ведь до Флоренции осталась всего лишь одна ночь пути”.
Пьяные, шумные рыцари ехали, громко переговариваясь и смеясь.
Испуганная блеском факелов, подслеповатая клячонка Раньеро шарахнулась в сторону, мотая головой. Тяжёлые холёные кони рыцарей заржали, одна из лошадей вскинулась на дыбы.
— Ах ты жалкая тварь, оборванец! — в ярости крикнул один из рыцарей, с трудом удержавшись в седле. Он громко и пьяно икнул. — Ты посмел меня толкнуть, грязный нищий! Ничего, я научу тебя должному почтению. А ну, на колени, бродяга, иначе не сносить тебе головы!
“Когда-то я был таким же, как они, жестоким и беспечным”, — подумал Раньеро.
Он безропотно спешился и встал на колени посреди дороги.
Но и этого показалось мало пьяному гуляке. Он сидел раскорячившись, уперев одну руку в бедро.