Через некоторое время, поняв, что горбун и сопровождающая женщина не собираются возвращаться, он задумался. С одной стороны, горбунов в их отряде не было, с другой – лунный свет обманчив, мало ли, что ему показалось. В лагере было тихо. Животные вели себя абсолютно спокойно. Значит угрозы не было, как не было чужаков или леардов в окрестностях. Промаявшись некоторое время непониманием ситуации, он решил все же сходить и проверить – может, просто рабыня пошла развлечь кого-то из военных.
Немного побродив у границ лагеря, не услышав поблизости людей, он совсем было решил списать увиденное на шутки Хирга и игру теней – померещилось, бывает. Пустыня близко, а там еще и не такое привидится. Однако, простой черный сарх, который от нашел, ясно говорил о том, что нет -- не померещилось. Сарх даже был еще чуть влажным от чужого дыхания.
Гуруз вспыхнул от радости – похоже, он обнаружил беглого раба с подружкой! Он пойдет за ними, вернет их, и отец обязательно похвалит его. Ведь никто, кроме него не заметил побега! Правда, его сабля вместе с поясом осталась в кибитке матери, но лук был с ним, как и кинжал, дорогой подарок отца.
Он шел за беглецами, временами даже видя их. И так и не мог понять в обманчивом свете лун, кто эта крупная служанка и хрупкий горбун рядом с ней. Только почти догнав, он с ужасом узнал Нариз! Сестра решила сбежать со своим любовником! Опозорить всю семью и, может быть, даже развязать вражду. Мысленно не раз обозвав ее дочерью хирга, Гуруз добавил скорости.
Однако, сцена, которую он застал, догнав беглецов, была совсем не похожа на любовные объятья. Пусть у Гуруза еще не было своей жены, но не так ведут себя женщины со своими мужчинами!
Подарок отца - кинжал с золотой ручкой четко вошел со спины в сердце насильника.
Сейчас, возвращаясь к месту стоянки, Гуруз, как ни странно, обдумывал, получится ли скрыть от отца эту попытку бегства – все же Нариз была ему хорошим приятелем раньше, когда ее еще не засадили в юрту. И ему было просто жалко бестолковую девчонку. Да и закончиться для семьи эта история могла очень плохо. Пожалуй, лучше промолчать и постараться все скрыть.
К лагерю подходили, когда на горизонте уже слабо зажелтела тонкая полоска рассвета. И хотя Нариз машинально переставляла ноги, полностью вымотанная, именно она схватив Гуруза за рукав, сказала:
-- Стой!
Брат, полностью погруженный в свои мысли, не сразу понял, что она от него хочет, недоуменно вскинул голову. Нариз, ткнув рукой в сторону лагеря, сказала:
-- Послушай! Там что-то не так!
Звуки с той стороны, и вправду, доносились странные. Это было похоже на эхо битвы, и Гуруз рванул было туда на помощь, но Нариз со слезами на глазах вцепилась в его руку, и ему пришлось волочь почти беспомощную девушку, хромающую на обе ноги, резко подгоняя ее.
К тому времени, как они дохромали-добежали до ближайшего к лагерю холма, звуки частично стихли, но оба уже четко понимали – в лагере неладно.
К вершине холма ползли сперва на четвереньках, потом Гуруз лег на живот и заставил то же сделать сестру. Редкие кусты на макушке холма почти не защищали от чужих взглядов, и тем не менее они рискнули немного высунуться.
Ложбина, где располагался лагерь, была довольно обширной. И то, что они увидели сейчас, заставило Гуруза сделать попытку рвануть на помощь, однако Нариз с неожиданной силой и какой-то звериной гибкостью навалилась на него всем телом и просто припечатала к земле.
Все, почти все свои были мертвы. У догорающего костра со стрелами в груди и горлах в нелепых позах лежали охранники. Некоторые, похоже, успели вскочить, но отойти от костра так и не смогли.
Мертвы были рабы, мертвы были воины из тех, кто не дежурил этой ночью. Даже многие кони погибли, кто от стрел, а кого и добили, перерезав горло. В лагере хозяйничали чужаки в почти таких же одеждах, что и воины отца, с небольшой разницей – их лица были закрыты тряпками на манер женского сарха.
Вцепившись зубами в рукав, чтобы сдержать крик, Гуруз смотрел, впитывая в себя детали побоища, пытаясь понять, можно ли сделать хоть что-то. Рядом тяжело дышала Нариз, наполовину придавив его тело к земле и шепча на ухо:
-- Молчи, не двигайся, молчи. Там смерть…
Самым странным для брата и сестры было то, что рядом с предводителем стоял изрядно избитый, трясущийся, но абсолютно живой шаман Сахи. Шаман, который остался в стойбище. И раны его отнюдь не были свежими – они не кровоточили, а давно засохли.
Гуруз жевал свой рукав от злости и ненависти и смотрел, как к предводителю, который скинул с лица тряпку, подволокли странно повизгивающего Бангыз айнура – из левого плеча у него торчала стрела. Он мог сопротивляться, мог взять саблю в правую руку, но вместо этого причитающим голосом выговаривал:
-- Джан айнур, я готов жениться на твоей дочери! Хоть сейчас готов! Ты всегда будешь почетным гостем в моем доме!