— Это всё… Это мы с Вами будем в Горьком… — захлебнувшись от эмоций строгая дама стала похожа на восторженную школьницу.
— Нет, Нина Даниловна, — обрезаю, — Это Вы всё устроете и организуете. Вам помогут. Я договорюсь.
В этот момент поезд дёрнулся и в купе ввалились двое — парень и девушка.
Закинули наверх сумки и гитару в чехле. Девушка представилась:
— Людмила Хитяева. Актриса Горьковского театра драмы.
Заметил, как её спутник скривил рот в усмешке.
— А это, Женя, — продолжила выступление актриса, — Ему двадцать три, а выглядит на все тридцать.
Худой, в поношенном пиджаке с вытянутыми на коленях брюками, парень действительно выглядел не очень.
— Этого комика даже в ТЮЗ не взяли. — продолжает начинающая примадонна, — Типа старик уже детишек играть. У него в спектакле две реплики, но он их так подаёт, что над его матросом зрители смеются в голос. Если б Саша Палаесс наш герой-любовник не заболел, не видать бы Женьке Москвы. Впрочем, после нашего провала, ему её и так не видать.
Смутнознакомое лицо парня лучилось улыбкой, пока подруга задвигала речь. Потом он встал и скромно представился:
— Женя. Женя Евстигнеев.
— Что Вы рот открыли, товарищ лётчик, — улыбается мне девушка-симпатяшка, — Спутали Женю с кем? (теребит остатки его шевелюры). Этого ни с кем не спутаешь. Работяга из рабочих, а поди ж ты, ударником в ансамбле джаз наяривал, пока в театр не попал. Вы любите театр? (пододвигается ближе) А девушка у Вас есть? (ещё ближе) А где Вы в Горьком остановитесь?
Я отодвигаюсь, и говорю:
— Я в заводскую футбольную команду еду. С жильём они решают… Евгений, (киваю на верхнюю полку) играете?
Тот улыбнулся, склонив голову:
— Играю. Джаз знаете ли люблю. А то как Вы на инструмент посмотрели… Сыграйте, Юрий, И зовите меня Женей. Евгений это слишком официально. Меня так цеховой мастер звал, когда собирался обматерить за брак.
Я взял гитару, Расчехлил. Немецкая. Начал играть что-то ритмическое перескакивая с темы на тему. У Жени загорелись глаза и он взяв со столика вилки начал отбивать ритм…
Евгений Евстигнеев и Пётр Тодоровский — Джаз-композиция)
Граевская захлопала, улыбаясь:
— Женя, за Вами после танцев девушки наверное бегают.
— Бегают, дуры, — отвечает артистка, — только как узнают, что он студент да ещё вожатый в пионерском лагере. То есть гол как сокОл. Бросают.
— Нет… Это знаете ли я их… — войдя в какую то роль, махнув рукой, гордо говорит Евстигнеев, — А вы, Нина Даниловна, замужем?
— Нина. Называйте меня Нина, — зарделась капитанша, — Замужем.
— И кто у нас муж? — с нажимом спрашивает Женя, помахивая вилкой и беря нож со столика.
— Полковник медицинской службы.
Артист нарочито удивлённо пугается. И, приглаживая ладонью залысины, под смех присутствующих выдаёт:
— Предупреждать надо.
В разговоре выяснилось, что Люда тоже студентка театрального училища. Что она с Женей ехала в Москву на просмотр во Дворце культуры автозавода ЗИСа. Людин папа в конце двадцатых вместе с Лихачёвым поднимал завод на мировой уровень. Директор ЗИСа в новогоднем разговоре пообещал устроить дочь старого друга в заводской театр. Но, на месте оказалось, что на заводе открыли дело против евреев-специалистов. Лихачёва тоже допрашивали. Помощник директора посоветовал «валить отсюда, пока не забрали». В заводском ДК слушать не стали, попёрлись в театр-студию киноактёра. Там профессор ВГИКа Борис Израилевич Волчек (из-за строительного ремонта в своём институте) просматривал студентов и актёров. Люда Хитяева показала Лисену из «Учителя танцев» на что мэтр заметил:
— Зельдин свою Островскую с этой роли не даст убрать. Разве что в дублёрши…
В дублёрши Люда не хотела. А Женя на прослушивании сказал три слова из монолога Брута и остановился уставившись на профессорскую дочь. Сказал, что забыл и прочтёт другое. Произнёс какой-то белый стих и с позором удалился. Но, как оказалось дочка успела написать адрес на бумажке и вручила этому клоуну. Евстигнеев кивал, улыбаясь.
— А прочтите тот стих, — попросила Граевская, — Ну, пожалуйста.
— Там не стих, четверостишие. — сказал актёр вставая.
И мгновенно преобразился из довольного сутулого паренька в убитого горем от ухода любимой к другому:
— Так вот к кому ты от меня уходишь!
Уйди, уйди, тебя я ненавижу…
Не инженер ты — хам, мерзавец, сволочь, ползучий гад и сутенёр притом!
Я обладать хочу тобой, Варвара!
Женя с таким чувством чеканил фразы, глядя на Хитяеву, что та, выдохнув после речи, сказала простодушно:
— Чуть не опИсалась, гад… извините.
Тут после стука открывается дверь купе и появляется Лёва с бутылкой коньяка. Увидев Люду, улыбается и тянет:
— А можно…
— Нельзя, — отвечаю, сжав людину ладонь своей.
Подняв брови, лётчик бросает:
— Извините, пойду дальше искать…
Приключения на свою задницу.
Люда в порыве благодарности как бы случайно прижимает мою ладонь с своей ничего такой груди:
— Спасибо, Юрий, вы настоящий рыцарь.
Убираю руку с волшебной мягкости, и слышу как в первом купе орут:
— Всё пропьём, а флот не опозорим.