— Это броневой номер. Как и ваш, — разъясняет мне работница гостиницы, — А переехать нам Елена Дмитриевна разрешила потому, что по ночам спать нужно… А девки эти задрали. Они… Как бы это культурно сказать…
Ну, прям, Василий Иосифович, в юбке…
— Девушки с низкой социальной ответственностью? — подсказываю я.
— Точно, — от удивления открыв рот, говорит Дарья, — С очень низкой.
— А как же им Елена Дмитриевна разрешает этим заниматься здесь? — интересуюсь у девушки.
— А она из их компании, — информирует меня новая соседка, — они в войну в привокзальной гостинице ошивались. У них там мамочкой была Машка Огурец, пока не померла пару лет назад. Пахан-уголовник с начальником гостиницы в доле был. Девушки им отстёгивали. А Елена Дмитриевна там в бухгалтерии работала. Ссыльная она. Жена врага народа. Мужа расстреляли в тридцать восьмом, а её с институтским образованием Владимир Владимирович… Ну, тот что вас забронировал… Он то её сюда пристроил. Приезжает к ней иногда. На чай. Как её из барака вытащил, так чай и полюбил. А девок этих она с привокзальной с собой забрала. Здесь типа перевоспитывает их. На работу устроила. Только они по ночам за старое…
Дарья зло глянула на меня, поправила комсомольский значок, и неожиданно выдала с напором:
— Все вы мужики — козлы. На вид — нормальные, а как до дела дойдёт, то о женщину ноги готовы вытирать, если у неё гордость имеется. Суки вы!
— Это Вам, Дашенька, просто не повезло встретить своего единственного. — урезониваю я прямодушную комсомолку.
— Да где ж его встретишь? Один вот с фингалом, другой в простыне, а третий в трусах стоит, подбоченясь. Где, я спрашиваю? А к Розе лезть с этим делом не вздумайте. Убьёт на хрен.
— Что? Прям так и убьёт? — типа шучу я.
— Прямо так, — отвечает Даша. — Я с ней подо Мгой снайперить начинала. Я то знаю.
Тут «мальчики» заносят гитару, гармонь и аккордеон.
— А Даша то — музыкантша, как и ты, — ухмыляется Лёва. — Ну-ка сбацай нам что-нибудь, пышечка.
Девушка решительно снимает красную косынку и, подойдя к Лёве, резко откидывает косу на спину. Тут замечает, вставшую у двери, Розу. Улыбается ей, и говорит:
— Вот, просят песню спеть. Всё нормально.
Берёт гармонь и начинает…
Наша Дарья- Волховская застольная)
Тут, грустно улыбнувшись, заговорила Роза:
— Там на высоте 43,3 под Синявино Дашу ранили, а я получила контузию и снова в школу снайперов инструктором. А это меня в сорок первом под Одессой корреспондент снял. (показывает фото из коробки). Держу «Светку» как балалайку. Неудачное фото. У меня в этот день напарника убили…
— А товарищ спортсмен тоже играет, — встревает Лёва.
— Спойте, — просит Роза, вытирая глаза, — что-нибудь душевное…
Беру гитару. Решение, что петь, приходит сразу. Глядя на Розу, начинаю…
Песни Великой Победы- На безымянной высоте. На гитаре(кавер))
Даша слушала, затаив дыхание, и с последним аккордом вскочила и поцеловала меня в щёку.
— Ничёсе, — почти по-шуваловски протянул Лёва, — А меня?
— Перебьёшься, — поглаживая косу, ответила музыкантша.
Роза молча подошла и пожала руку.
— Пора по рабочим местам, — подталкивая Лёву к двери, затрещала Даша, — Елена в девять обход начнёт.
— У вас тут прямо как в больнице, — заметил Колобок. Обычно разговорчивый, он как то затерялся на фоне более нахрапистых.
— Так… Желающие помочь девушке в работе есть? — продолжила заброс Дарья.
— А поцелуешь? — лыбится Лёва.
— Поцелую в щёчку. Если захочешь, — завязывая красную косынку, включает андерсоновскую «свинопасову принцессу», — только побреешься сначала. Ну, что? Лады?
— Лады. — отвечает Булганин, и, заметив, как Роза прыснула от смеха, с сомнением спросил:
— А что за работа?