Роза в цепях

— Ну и что, — что ты знаешь имя моей госпожи? — кричал он. — Ее в Неаполе знает самый жалкий оборванец. А их в городе, знаешь сколько? И что, прикажешь всех их пускать в дом? Конечно, наш тихий домик сразу же превратится в притон для бродяг. А мы люди бедные, сами едва кормимся. Уходи отсюда, не, знакомец. Тут совсем рядом есть дома, где живут люди куда побогаче нас. Вот и иди к ним.

— Ах ты, старый мешок с костями! — взорвался ветеран, получив в разговоре паузу. — Неужели я неделю добирался сюда пешком, чтобы лаяться с вонючим рабом собственного дома?

— Собственного дома? — возмутился раб. — Ты что, хозяин этого дома? Ах нет, ты, видимо, владелец Неаполя или, вернее, нет, ты повелитель Италии. Да уж не Божественный ли ты Клавдий, наш император? Да, видимо, так оно и есть, судя по твоим богатым одеждам…

Солдат весь побагровел от ярости. Его единственный глаз подрагивал от оскорбительных слов привратника.

— Да, ты… Погоди же, ты… — никак не совладав с волнением, пытался выкрикнуть угрозы наглому рабу срывающимся голосом незнакомец.

Старик был явно доволен собой. Еще бы, госпожа ведь только и держит его, уже немолодого раба, за острый язык и за добротную службу. А ведь служит он у ней, считай, уже более двадцати лет.

— Иди, позови свою госпожу, болтливый старик, а то, клянусь Божественным Августом, я вырву тебе ноги и заставлю на руках допрыгать до Капитолийского холма! — попытался еще раз припугнуть привратника солдат. — Это говорю я, Демиций, твой господин. — Разве ты меня позабыл?

Раб опять выглянул в дверное окошко. Его глаза быстро окинули взглядом незнакомца.

— А что, я тебя должен помнить? Ты весь щетинистый, как балаганная обезьяна, нос твой похож на финик, да, видать и с зубами у тебя не все в порядке. Ты даже и сравниться не можешь с моим господином, — привратник, вспомнив пропавшего сына Флавии, горестно вздохнул и закончил свою речь. — Наш Демиций был красавец-юноша, куда уж тебе до него. Так что ступай, братец, ступай.

Перебранка Y ворот продолжалась бы еще долго, но тут Флавия, разговаривавшая с Актис, услышала, что привратник с кем-то ругается. Она быстро вышла из дому и, подойдя к рабу, который с наслаждением изливал на ветерана нескончаемый поток насмешек и оскорблений, и спросила:

— С кем это ты так ласково разговариваешь, Гиппократ?

— Да какой-то бродяга называет себя Демицием и требует вас.

При этих словах женщина встрепенулась. «Может быть это и правда мой сын? О боги, пусть это будет он!» — в один миг пронеслось в голове Флавии.

Привратник хотел что-то сказать, но затем, повинуясь приказу своей госпожи, молча открыл ворота.

На улице, гордо подняв голову, стоял сорокалетний мужчина, ничем не напоминающий пропавшего столько лет юнца. Как только дверь раскрылась, он, подобно разъяренному быку, ворвался во двор.

— Сначала я убью этого ублюдка, затем поздороваюсь с любимой матушкой! — кричал он.

Старик завизжал, как молодой поросенок, которого собираются зарезать, ища спасения в бегстве. Но сильная рука солдата успела схватить его за клочки волос, прикрывавшие его плешь, и наглый раб оказался в объятиях своего разъяренного обидчика. От страха он весь посинел, из его рта вместе со слюной вырывалось какое-то шипение. Видимо, пытался просить прощения, но язык плохо повиновался ему.

— Сейчас же прекрати! — приказала Флавия. — Ты, солдат, называющий себя моим сыном, кто ты такой? Что тебе нужно? И есть ли у тебя доказательство того, что ты говоришь?

— А… Так ты и есть Люция Флавия? — Ветеран отпустил Гиппократа, и тот мгновенно скрылся в своем садике, где прекрасно знал каждый кус- тик. Ветеран продолжил начатую речь:

— Так ты та женщина, которую я когда-то называл своей матушкой? От волнения Флавия едва держалась на ногах. — И тебе нужны доказательства? — продолжал незваный гость. — Ну что ж, думаю, это доказательство удовлетворит тебя, мамочка…

С этими словами он повернулся к Флавии спиной, нагнулся и, задрав тунику, обнажил свои ягодицы. На левой стороне его жилистого зада как одинокая изюминка в булке чернела родинка величиной с полдинария. Лучшего доказательства в подлинности сына Флавия не могла представить и со слезами радости бросилась к этому грубому человеку.

— Ну вот, — заговорил тот, — теперь мы будем висеть друг у друга на шее и рыдать до утра.

— Сынок… — слезы мешали Флавии говорить.

— Если тебе так хочется поплакать, — перебил ее Демиций, — то ты это прекрасно сможешь сделать где-нибудь в другом месте. Я же чертовски хочу спать. Отведите меня в мою спальню.

Он уже почувствовал себя в этом доме хозяином и отдавал приказания.

Актис и три рабыни с изумлением наблюдавшие эту сцену, ждали, что прикажет им Флавия. Та велела повиноваться новому господину.

С этого вечера в доме Люции Флавии Домицианы началась иная жизнь, так не похожая на прежнюю.