Роза в цепях

Они похищали для азиатских геникеев[5] молодых девушек и женщин консульской породы из их богатых вилл, поместий и дворцов, омываемых голубыми волнами италийских заливов. И будь происхождение такой женщины даже от тех триумфаторов, чья слава прошла по всей земле, она, выставленная обнаженной на рынках Востока, продавалась на вес золота. И стыдливость ее сатрапы из Босфора оценивали дороже прелестей. За каждую ее слезу, они готовы были отдать целую провинцию. Наконец, пираты явились показать свои окровавленные паруса в Тибр и вызвали на бой владычицу мира — Капитолийскую волчицу. Им удалось взять в клещи Рим и его окрестности, и в Великом городе, зависимом от поступления хлеба из Африки и Сицилии, начался голод.

Тогда и решено было раз и навсегда покончить с пиратством. Разгромить морских разбойников поручили Гнею Помпею. После нескольких незначительных сражений полководцу удалось оттеснить пиратские флотилии к берегам Малой Азии, и там, у крепости Карацезиум, и произошла битва, в которой было истреблено более десяти тысяч пиратов, уничтожены множество разбойничьих судов и взято в плен бесчисленное количество рабов.

Тела убитых, как бы обнимая друг друга в прощальном приветствии, лежали на поле сражения. Не было места, где не видны были бы следы пролитой крови. Казалось, что огромные жертвы смогут прекратить пиратский промысел, уничтожить само воспоминание о прошлом разбойничьем ремесле. Но нельзя до конца уничтожить морской разбой. Редкие отщепенцы, напоминающие жалких бродяг, до сих пор бороздят волны Средиземного моря в поисках удачи. И чаще всего они кончают жизнь на кресте или на дне моря. Самые умные и ловкие из них больше занимаются торговлей, чем пиратством, и на ней пытаются создать свое благополучие. И если им удается это сделать, они снова пытаются стать добрыми и послушными гражданами той страны, где законы не особенно строги. Именно таким пиратом и был Лот Моний. Поняв, что Зеникету не собрать и двухсот кораблей для столь опасной экспедиции, Лот Моний, ничего не сказавший на совете командиров, той же ночью поднял паруса своих либурн и постыдно бежал с берегов Киликии, покрыв себя в пиратском братстве вечным и несмываемым позором.

Теперь, в горестный час, архипират вспоминал свое предательство, и разорение воспринял как кару богов. Но Лот Моний знал, что боги могут не только мстить, но и прощать. Поэтому неудачливый пират молил небо возвратить его кораблю фортуну. И небо услышало его. В команде «Исиды» находился бесценный человек по имени Хабан. Его держали на судне не из-за силы и ловкости рук и ног, напротив, он был тщедушным и щуплым человеком, а за его какое-то сверхъестественной остроты зрение. Он видел так хорошо, что на расстоянии двух морских миль различал опознавательные знаки любого корабля. Он был такой же неотъемлемой частью «Исиды», как и тутела.[6] А иногда его почитали даже больше, и при дележе добычи пай Хабана стоял на втором месте после капитанского.

И вот сейчас, как обычно, Хабан стоял на носу корабля и глазами обшаривал берег, проплывающий мимо левого борта. Ветер трепал его рыжую свалявшуюся бороду, но голый, отливающий бронзовым загаром череп был неподвижен. Сжатые и искусанные губы на ничего не выражавшем лице, были изъедены морской солью и покрыты трещинами. Внезапно в его глазах зажглись радостные огоньки, и он поспешил к капитану. Увидев Хабана, который ковылял к нему на кривых ногах, Лот Моний оживился. Надежда зажглась в его душе.

— Клянусь Юпитером, ты идешь с доброй вестью! — проворчал он.

— Ты словно смотришь в воду, — сказал Хабан. — Взгляни-ка вон туда.

Капитан всмотрелся в том направлении, куда указал дозорный.

— Что видят там твои милые глазки? — спросил он. — Я ничего не вижу.

— Там, на берегу, я вижу добычу. Не ахти какая, всего лишь двое детей. И, клянусь Орком, они спят!

— Дети? — воскликнул Лот Моний. — А рядом кто-нибудь есть?

— Ни единой души! Лишь камни да песок!

— Ах ты, негодяй! — капитан с нежностью схватил Хабана за бороду и со смехом обнял его лысую голову. — Что бы мы делали без тебя?!

Конечно, двое детей, это мелочь, но в данный момент Лот Моний увидел в них подарок судьбы и добрый знак.

— Эй, убрать парус! — закричал он. — Мардоний, готовь лодку! И всем заткнуть рты!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Актис и Пелий почти два часа плескались в ласковых и теплых волнах. Затем долго строили на берегу домики из песка и, наконец, утомленные игрой, побрели к большому валуну, чтобы отдохнуть в его тени. Одевшись, они занялись разбором ракушек, которые добыли во время купания. Занятие это совсем разморило их и сначала девочка, а потом и мальчик задремали и уснули, крепко прижавшись, друг к другу.

Дети спали и не видели, как на море показался корабль с белым парусом. Судно, рассекая волны, плавно шло мимо спящих ребят. Вдруг оно замедлило ход, и парус задергался на ветру. Это матросы спешно старались убрать его. Одновременно из-за кормы показалась лодка с тремя гребцами и одним человеком на носу. Она направлялась к берегу, к тому самому месту, где спали Актис и Пелий.