Роза стояла неподвижно, глядя на Мака с новообретенным почтением, а потом ответила мило и торжественно, чем заставила его рассмеяться и покраснеть с чуткой радостью человека, для которого похвала из ее уст была особенно ценной.
– Ты забываешь, что ты уже не тот Мак, что когда-то уехал отсюда. Я бы первая бросилась навстречу кузену, но не решилась фамильярничать с поэтом, пользующимся всеобщим признанием.
– А, так тебе нравится это сочетание? Помнишь – я сказал, что попробую подарить тебе и поэзию, и любовь?
– Нравится? Да никакими словами не передать мои изумление и восхищение – а также гордость и радость. Как у тебя это получилось, Мак? – И лицо Розы озарилось лучезарной улыбкой, она захлопала в ладоши и едва не пустилась в пляс от восторга.
– Все получилось само собой, там, высоко в горах, здесь, рядом с тобой, и в одиночестве на берегу моря. Я прямо сейчас могу сочинить божественное стихотворение и включить тебя в него в образе весны – ты очень на нее похожа в этом зеленом платье, с первоцветами в дивных волосах. Роза, я хоть немного приблизился к цели? Стал ли намек на славу хоть шагом к чаемой награде? Растопил ли я твое сердце?
Он не сделал ни шага в ее сторону, но во взгляде отразилась такая невыразимая тоска, что ей показалось, глаза его тянут ее к себе необоримым призывом, и вот она шагнула вперед, встала с ним рядом, вытянув вперед обе руки, будто бы предлагая ему все свои немудреные сокровища, и произнесла с безыскусной искренностью:
– Оно не стоило столь прекрасных свершений, но если тебе все еще желанна эта скромная награда, она твоя.
Мак сжал ей руки и явно хотел обнять, но потом заколебался, не в силах поверить в свое великое счастье.
– А ты уверена, Роза? Совершенно уверена? Я не хочу, чтобы преходящее восхищение затмило твой разум, я пока еще не поэт, в лучшем случае – простой смертный, и ты это знаешь.
– Дело не в восхищении, Мак.
– И не в благодарности за мою скромную лепту в спасение дяди? Я был перед ним в долгу, как и Фиби, и тоже был только рад рискнуть ради него жизнью.
– Нет, и не в благодарности.
– И не в жалости за мое долготерпение? Я пока сделал совсем мало, и мне по-прежнему бесконечно далеко до того, чтобы стать твоим героем. Если ты все еще не уверена в себе, я готов дальше ждать и трудиться, ибо мне нужно все или ничего.
– Ах, Мак! Ну откуда все эти сомнения? Ты сказал, что заставишь меня себя полюбить, и ты это осуществил! Теперь ты мне веришь? – И она в порыве отчаяния бросилась ему в объятия, замерла там в красноречивом молчании, он же прижал ее к себе, чувствуя сквозь трепет нежного триумфа, что перед ним более не маленькая Роза, но влюбленная женщина, готовая жить и умереть ради него.
– Вот теперь мне нечего больше желать! – произнес он наконец, когда она подняла к нему лицо, зардевшееся от девичьего стыда – ведь она позволила себе на миг забыться в порыве страсти. – Только не убегай сразу. Побудь рядом еще одну блаженную минутку, дай ощутить, что я действительно обрел мою Психею.
– А я моего Амура, – ответила Роза и засмеялась, несмотря на переполнявшие ее чувства, при мысли о том, что Мак сопоставляет себя с этим сентиментальным персонажем.
Он засмеялся тоже, смехом счастливого влюбленного, а потом с неожиданной серьезностью произнес:
– Душа моя нежная! Подними лампу повыше, оглядись, пока не поздно, ибо я не бог, а всего лишь грешный человек.
– Любимый! Конечно огляжусь. Вот только мне нечего бояться, кроме того, что ты взлетишь слишком высоко, а я не смогу за тобой последовать, у меня же нет крыльев.
– Ты будешь воплощением поэзии, а я стану писать стихи: мое малое дарование я поставлю на службу твоему великому таланту.
– Нет, вся слава достанется тебе, мне довольно титула жены поэта.
– А я всегда буду гордиться тем, что главным моим вдохновением служит добродетельная жизнь прелестной и достойной женщины.
– Ах, Мак! Мы будем вместе трудиться и постараемся сделать так, чтобы музыка и любовь, которые останутся даже после нашего ухода, сделали этот мир лучше.
– Да, клянусь Создателем! – откликнулся он пылко и, глядя на стоявшую перед ним в свете весеннего солнца девушку – лицо ее было лучезарным от радостной неги, надежд на будущее и благородных чаяний, способных сделать жизнь прекрасной и плодотворной, – ощутил, что последний лепесток раскрылся до конца, золотая сердцевина предстала взору и Роза его расцвела окончательно.