Роза Ветров

Дима сидел на полу у кабинета отца и, приложившись затылком к стене, наблюдал за тем, как приказчик гонял слуг. Бесчисленные комнаты на первом и втором этажах гудели как пчелиный улей в преддверии отъезда господ, а входная дверь не успевала закрываться. Даже богатая люстра, выписанная графом Румянцевым из Франции, от этого тряслась!.. Несколько раз снизу дунуло холодом, и юноша поёжился, после чего обратил взор на заиндевевшие окна и с улыбкой всмотрелся в причудливые морозные узоры.

В руках Дима теребил перстень, который во время их визита в Ватикан осветил сам Папа Римский, но мысленно юноша до сих пор гулял по узким итальянским улицам. Румянцевы уже несколько месяцев как приехали домой и до сих пор скучали по Риму. К счастью, старая няня ещё не вышла из-за угла и не заставила его подняться, пока он «не отморозил себе чего-нибудь». Ах, милая, милая няня!.. Знала бы она, что юный граф с удовольствием бы отморозил руку или ногу, но не поехал бы в неизведанную и страшную Османию!..

Дмитрий Александрович был робким пятнадцатилетним юношей, проведшем всё детство в разъездах и потому не знавшим слова «друг». Впереди его ждал дикий, непредсказуемый восток, где люди совсем не похожи на тех, кого он знал… К взрывным итальянцам он привыкал целый год, а до них чуть не взвыл от одиночества среди чопорных англичан! Его мать угасла от чахотки, и с тех пор они с отцом остались только вдвоём. Вернее, у них, конечно, имелись слуги – конюхи, горничные, крепостные крестьяне… предки Румянцевых отличались верностью короне, и за эту преданность русские цари никогда не обделяли почестями их потомков.

Эта история, впрочем, не о том, как графы Румянцевы строили карьеру при русском дворе и даже не о том, как Дмитрий Александрович – самый младший и неприкаянный отпрыск этого рода – неоднократно разочаровывал своего отца и осквернял память предков. История эта о дружбе, которую ему довелось узнать в столь юном возрасте, что, несмотря на те невзгоды, которые готовила жизнь, воспоминания о ней никогда не покидали молодого графа.

– Что ж ты, голубчик, грустный такой? – шаркая тапочками, подала голос няня. Странно! Ни слова про пол не сказала!.. – Нельзя таким хмурым в путь пускаться… беду накликаешь!

Дима улыбнулся и хотел было подняться ей навстречу, но вместо этого Евдокия Петровна, кряхтя и сетуя на больную спину, сама опустилась рядом с молодым барином. Не хотела ругаться в день разлуки!.. Его сиятельство с нежностью оглядел жиденькие седые волосы крепостной, заменившей ему мать, её старые морщинистые руки да подслеповатые, но всё такие же любящие глаза, и на его собственные чуть не навернулись слёзы.

– Страшно мне, Дусенька, – признался юноша со вздохом и вновь потеребил перстень. – Страшно!..

– Отчего ж?

– На этот раз… не будет тебя со мной. Никого не будет…

– А вот это правда. Стара я стала, – призналась Дуся с полной покорностью судьбе. – Авось приедешь из Европ своих в следующий раз, а меня уж не застанешь…

– Что ты говоришь такое, милая!..

Расчувствовавшись, Дима с жаром схватил няню за руки, и даже приказчик, как раз спускавшийся вниз по лестнице с двумя коробками, покачал в их сторону головой. Дуся погладила своего воспитанника по гладким бархатным волосам цвета пшеницы и с нежностью приподняла его лицо за подбородок.

– Бог с тобой, Дмитрий Александрович. Ты должен отпустить прошлое.

– Как, Дусенька?

– Ты найдёшь своё место, как только отпустишь все сожаления и откроешь сердце для нового. Иного пути у тебя нет…

Юный граф застыл, обдумывая последние слова няни, и в его сердце и уме уже что-то шевельнулось. Евдокия Петровна тем временем поднялась на ноги и, отряхнувшись, поздоровалась с только что подошедшим барином.

– Дмитрий Александрович? – строго, но без злобы позвал старый граф и поправил на переносице очки. И когда он только появился?..

– Батюшка!

Сын тотчас спрятал итальянский перстень в карман, вытянулся по стойке «смирно» и поправил тугой воротник дорожного сюртука. Тогда Дуся, к которой старый граф всегда относился с уважением, попросила у него разрешения откланяться.

– Скучать он по вас будет, Евдокия Петровна, – с улыбкой сказал Александр Михайлович, пока Дима сверлил глазами ковёр.

– Полно вам, ваше сиятельство!.. Балуете крепостную.

– Это правда, матушка. Вы знаете, что я хвалить просто так не стану.

Когда маленькая, круглая фигура старухи скрылась за поворотом, старый граф проводил её благодарным взглядом. Дуся ведь и его понянчить успела!.. Дима понял, о чём думал отец, и вспомнил наставления няни. Отпустить все сожаления, отпустить!..

– Приготовления подошли к концу. – Наконец, отец обратился со вздохом к сыну. – Ты готов ехать?