– Нет! Не может быть!..
– Передай это моим друзьям, – настойчиво попросил Гена, – и обязательно добавь, что тайна, которую рассказал нам про покойного отец, – это то, что спасёт меня от виселицы.
– Я сделаю так, как ты велишь, – одними губами повторила сестра, хоть и смотрела на него как на умалишённого.
«Адельфи, подыграй же мне!..»
– Если они решат повесить меня, – пожал плечами юноша, изображая беспечность, и спрятал руки в карманы, – то я всем расскажу о ней, и Паша опозорится так, что ни он, ни весь его род до скончания лет не отмоются от этой грязи.
На что он рассчитывал, так откровенно блефуя? Ну конечно же на удачу! А уж эта юная, красивая девица никогда его не подводила!.. Судя по тому, как Ибрагим изменился в лице и переглянулся с отцом, услышавшим эту же историю две минуты назад, они всё поняли так, как он того хотел. Теперь почтенный чауш и его приближённые в лепёшку расшибутся, но не позволят ему дойти до виселицы, потому что иначе «раскроется страшная правда о Паше».
Геннадиос чуть не присвистнул от удовольствия, но, когда Артемиос, держа под руку их мать, стал приближаться по длинному коридору каземата, он всё-таки позволил себе немного вольностей:
– Ты действительно пойдёшь замуж за этого увальня, адельфи? – немного сочувственно протянул юноша и, опершись о решётки, звучно зацокал языком. – Ай-ай-ай, не обманывай же себя. Поцелуи нашего Димитриоса тебе, небось, до сих пор снятся!..
Ксения зарделась, но вынесла шпильку с достоинством, высоко вскинула подбородок и нервным движением поправила на плечах шаль. В темницах всё-таки холодно!
– Я не спросила твоего мнения на этот счёт, милый брат, – довольно резко парировала она, но Гена лишь многозначительно повёл бровями. Его-то не обманешь…
– Он же скучный, как наша тётка, Ксения!
– А то Димитриос идеал. К тому же, я слышала, что он уже влюблён в другую, и…
– Ты больше верь его фантазиям, – махнул рукой Геннадиос и причмокнул. – Он любил и любит только тебя, поверь мне. Уж я-то знаю.
– Какое мне дело до того, кого он любит? Я помолвлена, и мой жених хороший, честный и добрый человек. И я уверена, что он будет прекрасным отцом.
– Как хочешь, – демонстративно вздохнул любящий брат, поднял руки вверх и посмотрел себе в ноги. – Тебе же с ним в постель ложиться.
– Геннадиос!..
– Уже двадцать три года, как Геннадиос!
– А двадцать четвертый может и не наступить! Ты забыл, где ты находишься?!
Когда этот непутёвый настолько потерял всякий стыд, что принялся пародировать её, Ксения снова дала ему подзатыльник. На этот раз Артемиос вмешался сам и спросил, что случилось, а митера поспешила объяснить зятю, что «эти двое никогда не оставляли своих споров!», так что ему следовало привыкать. Ибрагим-бей в свою очередь решил, что свидание затянулось, и постучал по карманным часам указательным пальцем.
– Время вышло, – сказал он раздражённо, – пора на выход.
***
Почти полное отсутствие мужчин в доме пагубно сказывалось на их женщинах. Каждую минуту они ждали вестей из Едикуле от Ибрагима, бывшего их единственным маяком в бушующем море, и скрещивали пальцы за Мехмеда, чтобы ему удалось разузнать что-то путное по делу отца у своего штабного командира. Сегодня утром младший сын спустился к родным бледный как смерть и, не сказав ни матери, ни другим женщинам ни слова, пошёл в штаб пешком. Даже мундир натягивал на плечи у самых дверей так, что чуть не лишился двух пуговиц!.. Фарах, спустившаяся в гостиную следом, удостоилась вопросительных взглядов от родни мужа, но так на них и не ответила.