Роза ветров

Не понял он и содержания двух последующих встреч, первая из которых состоялась тут же, в Портси, а для второй им пришлось пройти за стену, отделявшую торговый квартал от соседнего Саутси. Районы эти были примерно равны по площади, однако заметно отличались по своему назначению в жизни Портсмута. Один зарабатывал, другой тратил. Адмиралтейство, магазины, амбары, временное жилье для моряков со всех концов света создавали в Портси такую толкотню, гвалт и течение жизни, что человека, не имевшего ко всему этому отношения, могло запросто завертеть и без следа поглотить здесь как в настоящем водовороте. В Саутси же человек не только не мог пропасть, исчезнуть с лица земли, как это действительно и буквально случалось время от времени в соседнем квартале, напротив — тут каждый словно бы умножался на два, на три, а то и на значительно больше, и вместо одного человека вы имели дело еще с его челядью, с его капиталами, лондонскими домами и с его положением в обществе. Поэтому крепкая каменная стена между Портси и Саутси была просто необходима. Жизнь распределяет свои дары в принципе неравномерно, и тем, кого она обделила, лучше оставаться на этот счет в блаженном неведении. При таком условии счастье возможно по обе стороны стены. Что же касается вопроса о том, кто от кого прячется, возведя стену, то здесь поверхностный наблюдатель общества, конечно, скажет, что это богатые защитились от бедных, однако стоит задуматься, с какой стороны живут наиболее сильные, предприимчивые и по большей части безжалостные представители человечества, и тут же становится ясным, что защищать надо именно обитателей Портси, потому что сильным защита не нужна. Была бы их воля — они ели бы своих соседей из-за стены на завтрак.

— О чем задумались, господин лейтенант? — окликнул Невельского его необычный спутник.

Они проходили в этот момент мимо элегантного двухэтажного особняка, рядом с которым остановился дорогой экипаж. Из кареты показалась изящная туфелька, потом зашуршало массивное платье, и вот на мостовую грациозно сошла больше похожая на розу, чем на человеческое существо, девушка. Она скользнула взглядом по обоим мужчинам, приветливо улыбнулась и поднялась на крыльцо. Эполеты морских офицеров, судя по всему, были для нее таким же привычным зрелищем, как и для дам в Кронштадте. Во всяком случае, она нисколько не была заинтересована иностранной военной формой. Невельской улыбнулся, прогнав от себя мысль о том, кого это прекрасное существо могло съесть на завтрак, коснулся в приветствии своего козырька и ничего не ответил господину Семенову

— Сейчас в Госпорт, на ту сторону гавани, а оттуда — в Лондон, — сказал тот, махнув рукой в сторону станции паромной переправы.

— У вас в Госпорте еще одна встреча?

— Пожалуй, можно и так сказать, — хмыкнул господин Семенов.

На пароме Невельской понял, что он имел в виду. Встреча произошла не столько в отдаленном районе Портсмута, носившем название Госпорт, сколько на пути к нему. Из бесчисленного множества яликов, шлюпок и прочих лодочек, сновавших туда и сюда по всей гавани, внезапно вынырнуло одно юркое суденышко, догнало паром и пришвартовалось к нему бок о бок. Человек, сидевший на веслах, пожал руку склонившемуся к нему господину Семенову, и они громко заговорили на польском языке. Беседа их велась до такой степени непринужденно, как будто они невзначай встретились где-то на варшавской улице и теперь обменивались мнениями о чем-то приятном и в то же время не слишком обременительном — о погоде, о девушках, о покупках на местном рынке. Незнакомец в лодочке иногда принимался хохотать от всего сердца, реагируя, очевидно, на какое-нибудь острое словцо или удачную шутку господина Семенова.

Остальных пассажиров парома, включая и Невельского, эта ситуация до известной степени обескураживала. Англичане косились на шумных иностранцев, осуждающе отворачивались и даже позволяли себе негромкие возгласы, совершенно заглушаемые, впрочем, криками чаек у них над головами и дружным смехом господина Семенова с его польским товарищем. Невельской отошел на другой край парома, чтобы не оказаться ненароком в сфере всеобщей неприязни, мгновенно очерченной жителями Портсмута вокруг веселых говорунов.

— Вы что же, Геннадий Иванович? — сказал господин Семенов, с улыбкой подходя к нему после того, как лодочка с его собеседником отчалила и уплыла прочь. — Неужели меня застеснялись?

Невельской поправил фуражку и ничего не ответил.

— Вижу, что застеснялись, — продолжал его спутник. — И совершенно напрасно. Вам следовало бы послушать наш разговор. Оказывается, русская армия недавно взяла Краков. Не одна, конечно, взяла — при поддержке австрийцев, но само по себе событие знаменательное. Краковское восстание подавлено.

— Не вижу, каким образом это может меня интересовать, — даже не пытаясь прикрыть свою неприязнь, ответил Невельской. — К тому же я ни слова не понимаю по-польски.