Роза ветров

Поезд подходил к лондонскому вокзалу, однако господин Семенов не унимался. Он продолжал свою явно пристрастную лекцию, указывая на возможные контакты чиновников Российско-Американской компании с британскими эмиссарами, на многочисленную европейскую родню лютеран из правления и, главное, на то, что в свете вероятного конфликта с Англией нельзя исключать прямого предательства.

— Для чего, по-вашему, внедряются слухи о китайской силе? — настойчиво спрашивал он, усаживаясь рядом с Невельским в тесном экипаже.

— Какие слухи?

— Да Бог с вами! Неужели до вас не доходили?

Невельской вместо ответа пожал плечами и выглянул из окна. Несмотря на то равнодушие, с каким он обычно относился к плодам и соблазнам городской цивилизации, Лондон был ему интересен, и сейчас он не хотел упускать возможности снова увидеть этот необычный, как будто занесенный сюда из будущего, мощный и в то же время причудливый город. Однако спутник его уже устремился мыслями к новому предмету, беспокоившему его, судя по всему, ничуть не меньше, нежели все, изложенное им в поезде, и Невельскому пришлось вытерпеть рассказ о мифическом флоте империи Цин, который был якобы замечен у берегов Татарского залива, а также о неприступной китайской крепости, едва ли не в одну ночь возникшей в тех же местах. Слухи об этой силе просочились из китайской столицы, причем доставлены к русскому политическому столу они были через православного священника, исполнявшего там свою нелегкую миссию.

— И ни одна ведь живая душа не задумалась, откуда у него эти сведения! — хватал Невельского за рукав господин Семенов. — А я вам скажу откуда! Либо от англичан, либо прямиком из Российско-Американской Компании. Потому как еще древние римляне говорили: «Cui prodest». А сие у нас что означает? Ищи, кому выгодно! Римляне, я вам скажу, Геннадий Иванович, были не дураки! Изрядные не дураки они были, эти жители великого Рима!

Невельской слушал его вполуха, стараясь наперед наглядеться картинами другого великого города, чтобы потом в пути до Кронштадта остались у него перед глазами не одни только, пусть и милые его сердцу, морские волны да полоса горизонта.

— А мне говорили, что в прошлом году здесь театр морской устроили, — перебил он внезапно господина Семенова. — Вы случайно его не видели?

От неожиданности тот не сразу нашел, что ответить. Попытавшись увязать вопрос Невельского с ходом своих размышлений и никакой связи в итоге не обнаружив, он вынул из кармана сюртука большой зеленый платок, вытер вспотевший лоб и отрицательно покачал головой.

— Нет, не видел. Что за театр?

— Общедоступное представление, — оживился Невельской. — Повествующее о Трафальгарском сражении[55]. Рассказывают, построили под открытым небом настоящий театр, сделали море вместо сцены и напустили туда кораблей.

— Как это — море вместо сцены? — удивился господин Семенов.

— Вот и я не пойму. Думал, может, вы знаете.

— Нет, я про это не слышал… Хотя похоже на правду. Изрядные выдумщики эти англичане, я вам скажу. Они еще и не такое вам сочинят.

И он снова пустился во все тяжкие, припомнив англичанам все их имперские амбиции, политическое вероломство, козни и даже недавно вышедший в Петербурге сборник сочинений литератора Гоголя, откуда на память привел буквально следующую цитату: «Говорят, в Англии выплыла рыба, которая сказала два слова на таком странном языке, что ученые уже три года стараются определить и еще до сих пор ничего не открыли».

Невельской, однако, старался больше не слушать его, нарочно отвлекаясь на картины вечерней лондонской жизни. Экипаж двигался в необычном даже для обитателя Петербурга непрерывном потоке закрытых колясок, изящных ландо, наемных кэбов и прочего колесного транспорта, собравшегося, казалось, на этих улицах именно теперь, именно в этот вечер со всей Англии. На узких тротуарах царили такая же толчея, гвалт и всеобщее стремление к неведомой, но, видимо, крайне желанной цели. У входа в каждый магазин, которые попадались на пути примерно через десять-пятнадцать метров, крутился обязательный зазывала, хватавший прохожих за рукава и тащивший недотеп, стоило кому-нибудь из них зазеваться, вглубь своей пещеры Али-Бабы. То и дело за окном экипажа мелькали зазывалы другого рода. За последние годы в большую моду здесь вошли самые разнообразные научные аттракционы, и всего за один шиллинг всякому желающему предлагалось ознакомиться то с малыми мирами, узрев их в солнечный микроскоп, то с «Косморамой», то с огромным музыкальным инструментом, именовавшимся «Аполлоникон» и заменявшим собой целый оркестр.

Все эти чудеса науки вперемешку с бойкой торговлей, толкотней и плотным потоком транспорта превращали город в один бурлящий котел жизни, и Невельской вдыхал эту жизнь и это бурление почти с тем же самым удовольствием, с каким он дышал обыкновенно на палубе корабля. Город напоминал ему море, отчего привычная в других городах неприязнь ко всему окружающему на сей раз оставила его.