Роза ветров

Перед тем как садиться в автобус, шедший от Чистоозерки до ближайшей станции, Василий Васильевич встретил старого друга, бухгалтера «Заготскота», оказавшегося попутчиком. Выпили по рюмке «Столичной» и прихватили на дорогу пару бутылок портвейна.

«Ладно, утюг какой подешевле куплю, а конфет можно и не покупать, — думал Оглуздин. — Не обязательно. Их у нас и в Рябиновке до черта».

Поезд пришлось ждать часа два. Спутник Василия Васильевича был нетерпелив.

— Идем, — подмигивал он. — Ликерчик тут в буфете шикарный!

Оглуздин сдался без сопротивления. Внутренне он был давно готов к тому, чтобы продолжить выпивку. «И зачем ей туфли? Да еще какие-то парижские? Что в русских ходить стыдно, что ли?»

В городе они долго сидели в ресторане.

— Как не зайти в ето заведение, — разглагольствовал приятель. — Побывать в городе и не побывать в ресторации — это же грешно.

К полуночи Оглуздин окончательно захмелел и решил: «Можно внучке и без куклы. Куклу, куклу! На черта она!»

Билет на обратную дорогу Василий Васильевич купил на деньги, занятые у знакомых. Когда вернулся домой, Домна бросилась к чемодану, раскрыла его и с треском захлопнула. Ушла в куть, оттуда погрозила:

— Пойду к Крутоярову. Все расскажу.

— Попробуй.

Он был уверен: никто в Рябиновке и никогда не узнает о его личных делах. Домна только пугает. Она не выдаст. Ученая. Но в душе колотилось раздражение против Крутоярова. Это мужик страшный. Такие могут сломить, истоптать в грязи и уйти дальше, даже не оглянувшись. Он-то знает Павла Крутоярова.

Утром раным-рано Василий Васильевич был уже в своей бригадной «брехаловке» (так в Рябиновке называют бригадную контору, в которой получают наряды на работу и где можно перекинуться последними новостями). Мужики наступали на него:

— Что за новые порядки в заготовке сена, Василь Васильевич? Без живности останемся с этим порядком!

И Оглуздин махнул рукой:

— У вас свои головы на плечах, делайте как сподручнее.

Одно неосторожно брошенное слово, и на другой день в «брехаловку» за нарядами на работу никто не пришел: вся бригада разбрелась по лесам, бросили колхозные сенокосы, косили траву для своих буренок. Оглуздин сидел в «брехаловке» и от души ругался:

— Безобразие! Ослабили тут без меня массово-воспитательную работу!

«Почин» оглуздинских сенокосников подхватила соседняя бригада, в Тополином логу. Егор Кудинов, черный и сердитый, нашел Крутоярова на ферме.

— Что делать? Летят ко всем чертям наши планы!

— Знаю. Не паникуй! Поедем сначала в Тополиный. Потом проведем собрание здесь, у Оглуздина. Разъясним еще раз: мало заготовят сена для колхозных коров — мало получат и для своих. Все незаконно накошенное сено в присутствии депутатов сельского Совета надо оприходовать и увезти на склад.

— Так нельзя. Прокурор вмешается.

— Обойдется. Некоторых лодырей проучить, остальные, которые честно работают, всегда за нас будут!

В маленькой деревеньке Тополиный лог, на полянке, поросшей конотопом, собрался народ.

Крутояров снял кепку, вышел из-за стола, накрытого по случаю собрания выцветшим красным коленкором, сказал:

— Я долгую речь держать не буду. Одно спрошу: зачем машины бросили и ушли для своих хозяйств сено косить? Отвечайте, товарищи!

По рядам прокатился шепот:

— Тут что-то не то, Павел Николаевич.

— Что же не то?

— Мы слышали: в Рябиновке всем косить разрешили, думали, и нам тоже.

— А бригадир? Я же бригадиру несколько раз объяснял, что и как делать.

Повисла над поляной тишина. Робко подняла руку женщина лет сорока, с синими тревожными глазами, заведующая фермой.

— Разрешите?

— Говори.

— Бригадир у нас не просыхает. Четвертый день глотку полощет. Вот. Не бригадир это, а наказание господне. Сверх нормы с опухшей рожей ходит. Побриться ему и то некогда из-за питья.

Она поправила платок, оглядела односельчан:

— Мы не меньше вас за колхозные дела болеем. И если что неправильно сделали, давайте поправим!

Люди зашумели, поддерживая выступавшую:

— Что там говорить!

— Не враги мы себе!

— Давайте, сколько накосили, соберем и сдадим на склад. Только потом чтобы без обману фураж выдавали. Нам же легче.

Павел смотрел на взволнованные лица тополинцев, понимал: беспокойство Кудинова напрасно, тут все в порядке. Просто один пьяница вводит народ в заблуждение, мешает работать.

Когда поехали обратно в Рябиновку, он говорил:

— Нет у нас, Егор Иванович, самого главного — руководителей среднего звена, настоящих спецов. Бригадирами работают все «бывшие». Бывшие председатели маленьких колхозов, люди в основном малограмотные, хотя в свое время немало сделавшие для укрепления колхозного строя… Но сейчас они уже тормозят, печально это или не печально, но так. Потому-то все наши решения и всякие задумки разбиваются вдребезги… Принимается хорошее решение в обкоме, в облисполкоме, одобряют его в райкомах, в сельских парткомах, в правлениях колхозов, а дойдет до непосредственного исполнителя, до такого, как тополинский бригадир, и он все сделает по-своему или вообще ничего не сделает!

— Надо назначить бригадирами знающих людей.