Розамунда, любовница короля

Мейбл выступила вперед. Слезы лились по обветренному лицу. Но она взяла себя в руки и отвесила Розамунде звонкую пощечину.

– Приди в себя, девчонка! – свирепо прошипела она. – Помни, ты госпожа Фрайарсгейта. Тут уж ничего не поделаешь. Придется смириться. Знаю, как тебе тяжело, но ничего не изменить. Вспомни, с каким достоинством переносила свои несчастья королева, и последуй ее примеру.

Янтарные глаза Розамунды наконец обрели осмысленное выражение. При виде мужчин, несших на доске тело, она невольно схватилась за горло и глубоко вздохнула, чтобы прояснить голову.

– Эдмунд, прекрати плакать и поговори с плотником.

Пусть гроб доставят еще до заката. Моего господина нужно похоронить как подобает. Кто-нибудь, сходите за отцом Матой. Энни, немедленно приведи моих дочерей в зал. Они должны знать, что произошло с их отцом.

Она подошла ближе к телу мужа и велела работникам:

– Положите его на высокий стол.

Оуэн выглядел так странно: голова повернута под неестественным углом, на лице удивленное выражение.

Розамунда отвернулась, чувствуя ужасную слабость, оперлась на стул и тяжело села.

– О Боже, – прошептала она, наконец сумев заплакать.

Энни привела девочек. Филиппа и Бэнон держались за руки. Маленькую Бесси несла служанка. Филиппа немедленно воззрилась на стол, но младшие девочки не заметили ничего, кроме того, что их мать плачет. Розамунда протянула им руки.

– Что такое с папой? – спросила Филиппа.

– Случилось несчастье. Папа упал с дерева, – всхлипнула Розамунда. – Теперь он ушел к ангелам.

Довольно жалкое объяснение, но лучшего она не смогла придумать.

Слуги принесли теплую воду. Раздев погибшего, Розамунда обмыла его и переодела в красивый бархатный костюм, в котором он венчался. Саван не понадобился. Оуэну Мередиту подвязали подбородок полотняной лентой. Два круглых медных пенни лежали на веках. Розамунда наклонилась, поцеловала холодные губы и попросила положить мужа в гроб, по четырем углам которого поместились напольные канделябры. Свечи будут гореть до того времени, когда придет пора погребения. Крышка гроба наполовину закрыла тело Оуэна. Вошедший отец Мата рассыпал по ней охапку полевых цветов. Из церкви принесли два аналоя.

Святой отец и госпожа Фрайарсгейта преклонили колени и молились до самого ужина. Розамунда села за стол. Аппетита не было, но она с облегчением заметила, что Филиппа увлеченно жует. Бэнон и Бесси покормили в детской. После ужина мать с дочерью встали на колени и долго молились под неусыпными взглядами священника, Эдмунда и Мейбл.

Наконец Филиппу унесли в постель, но Розамунда отказалась идти.

– Я останусь здесь, со своим господином, – бесстрастным голосом промолвила она.

Остальные трое договорились, что будут молиться по очереди. Первым был отец Мата. Он отослал супругов спать, а сам встал на колени рядом с Розамундой. Ночь была долгой, вскоре похолодало, впервые за несколько месяцев. Священник пробыл у гроба почти всю ночь и уступил место Эдмунду, только когда тот под утро вернулся в зал и упрекнул его за упрямство.

– Уже почти рассвет. Вы должны готовиться к мессе, – твердил Эдмунд.

– А когда назначить заупокойную службу? – спросил священник. – Сегодня?

– Нет, – услышали они голос Розамунды. – Завтра днем. Пусть все успеют попрощаться с моим Оуэном.

Она слабо улыбнулась дяде.

– Я не бедная безумная Хуана, Эдмунд, и согласна предать земле тело моего мужа. Оуэн ушел от нас. То, что мы видим, – всего лишь смертные останки. Душа его с Господом.

– Ты хочешь уведомить Генри и Ричарда? – обронил Эдмунд.

– Пошлите в аббатство Святого Катберта, к дяде, но не в Оттерли. Генри и без того скоро прослышит о случившемся, а я не в том состоянии, чтобы обсуждать сейчас преимущества брака с его сыном. Вряд ли я вообще выйду замуж. У Фрайарсгейта есть три наследницы, а этого более чем достаточно.

Эдмунд кивнул:

– Я сам отправлюсь в аббатство.

– Спасибо, – вымолвила она, снова оборачиваясь к гробу.

К вечеру приехал Ричард Болтон и незамедлительно взялся за племянницу, настояв, чтобы та поспала несколько часов, перед тем как возобновить бдение у гроба мужа.

– Какая польза будет дочерям, если ты заболеешь? – урезонивал он. – Не хочешь же ты, чтобы они попали в нежные руки Генри?

Она подчинилась, но вечером снова спустилась в зал, чтобы провести рядом с телом мужа последнюю ночь. В день похорон она немного вздремнула с утра, а потом в траурном платье вместе с одетыми в черное дочерьми присутствовала на похоронной службе. В маленькой церкви было полно народу. Многие плакали, а при виде Розамунды, сопровождавшей гроб на церковное кладбище, всхлипывания перешли в громкие рыдания. Сама госпожа не сдержала слез, когда гроб опускали в могилу, но едва на крышку упала последняя горсть земли, она, к ужасу присутствующих, потеряла сознание.

Ее отнесли в зал, где долго пытались привести в чувство, поднося к носу жженые перья. Открыв глаза, она оглядела взволнованные лица.

– Со мной все хорошо… – заверила она.

– Ты донельзя измучена, – отрезала Мейбл, – и на ногах не стоишь.

– Тебе следует лечь в постель, племянница.