– Мы переписывались, мой дорогой господин, почти с того времени, как она покинула двор. Ты и представить себе не можешь, как она была добра ко мне и как неизменно верна нашему дому. Розамунда Болтон – лучшая из женщин. И если я смогу облегчить ее горе, с радостью это сделаю. Пожалуйста, разреши ей приехать. Это будет таким подарком для меня!
– Разумеется, она может приехать, – заверил король, любопытство которого разгорелось еще сильнее, – но скажи, Кейт, в чем проявлялась ее доброта?
– Узнав о моих затруднениях, в то время как твой отец, упокой Господи его душу, – начала королева, благочестиво крестясь, – еще не решил, состоится ли наш брак, и постоянно спорил с моим родителем из-за приданого, Розамунда Болтон послала мне кошелек с деньгами. И не один. Дважды в год она делилась со мной чем могла. И пусть ее монет хватало всего на несколько дней, но она ни разу не нарушила данного слова. Как-то, по словам моего посланника, она продала молодого годовалого жеребца, чьим отцом был знаменитый боевой конь, и послала мне всю выручку. Леди Невилл, чей муж тоже хотел получить жеребца, подтвердила рассказ.
– Да будь я проклят! – потрясенно прошептал король.
– А ее милые письма были для меня таким утешением!
Она сообщала о своей жизни во Фрайарсгейте, беременностях, детях и о сэре Оуэне. В начале этого года она, как и я, потеряла дитя. Теперь же скорбит о муже. Ты видишь, Генри, я у нее в долгу.
Он кивнул. Как интересно! С чего бы это его Кейт заручилась столь несгибаемой верностью какой-то незнатной девчушки, которую почти не знала?
– Но как умер сэр Оуэн? Он был уже не молод, но и не настолько стар, – заметил король.
– Упал с дерева, хотя понять не могу, что он там делал.
Судя по словам Розамунды, ему было тридцать восемь лет.
– Можешь послать эскорт во Фрайарсгейт, чтобы проводил ее ко двору. И передай кошелек с деньгами и наказом купить тканей и сшить модные наряды, – великодушно разрешил король.
– О, Генри, ты так добр! – воскликнула Екатерина и, усевшись к нему на колени, стала покрывать лицо поцелуями. – И как я люблю тебя, мой дражайший повелитель.
Генрих Тюдор ухмыльнулся и, ответив на поцелуй, принялся ласкать груди раскрасневшейся от смущения и удовольствия жены.
Королевский гонец прибыл во Фрайарсгейт с увесистым кошельком и письмом от королевы с наказом для Розамунды купить красивые ткани и сшить платья, в которых не стыдно было бы показаться при дворе. Через полтора месяца ей предстояло отправиться в Лондон и взять с собой служанку.
– Но я не могу ехать! – воскликнула Розамунда.
– Можешь! – безапелляционно заявила Мейбл.
– Но как же мне оставить детей! – заплакала Розамунда. – Бесси только что отняли от груди. И у меня столько дел здесь, во Фрайарсгейте!
– Розамунда, – спокойно вмешался Эдмунд, видя, что его вспыльчивая супруга готова вот-вот взорваться. – Королева этой страны пригласила тебя ко двору. Вряд ли твое пребывание продлится долго, но не выполнить королевский приказ невозможно. Урожай собран, и мы готовы к зиме.
Завтра я провожу тебя и свою добрую жену в Карлайл, где ты сможешь выбрать ткани на платья. У нас не так много времени на сборы, дорогая, но ты должна ехать.
– И сколько времени мне придется там пробыть? – спросила Розамунда. – Ты же знаешь, как не люблю я уезжать из дома!
– Самое большее – несколько месяцев, дитя мое.
В тот раз ты была королевской подопечной, сейчас же – взрослая женщина. Кто знает, может, и сумеешь найти хорошего мужа среди людей короля, – хмыкнул Эдмунд.
– Иисус Мария! – с отчаянием выпалила Мейбл, пронзив мужа негодующим взглядом. Бедного Оуэна едва опустили в могилу, а ее муженек толкует о другом мужчине!
– О, дядя, я никогда больше не выйду замуж, – объявила Розамунда.
– Как бы то ни было, племянница, теперь у тебя будет больше свободы. Говорят, молодой король – человек веселый и жизнь при дворе совсем переменилась. Вряд ли Оуэн хотел, чтобы ты скорбела по нему до конца жизни!
– Дядя, он ушел от нас всего два месяца назад, – напомнила Розамунда со слезами на глазах.
– Закрой рот, старик, – прошипела Мейбл.
Они отправились в Карлайл и нашли богатые ткани, в которых не стыдно будет показаться при дворе. Розамунда из уважения к своему вдовству решила не носить яркие цвета. Она купит что-то поскромнее, а за оставшиеся несколько недель вместе с Мейбл и женщинами Фрайарсгейта сошьет подходящий гардероб. Она возьмет с собой четыре платья: два черных, одно темно-зеленое и одно – оттенка полуночного неба. Оказалось, что при дворе стали носить кринолин, как заверил ее торговец из Карлайла, продавший ей обручи.
– Это испанская мода. Все стараются подражать королеве, – пояснил он, подмигивая.
Труднее всего было сшить корсажи, ибо нынешние рукава имели куда более сложный покрой. Но жена торговца показала рисунки, присланные ее сестрой из Лондона, и скопировала один для Розамунды. Она тоже подтвердила, что сейчас испанский стиль очень популярен при дворе.
– Ничего не скажешь, королева всегда была роскошно одета. А какие платья привезла из Испании! Одно великолепнее другого!