Розанн. Смеющийся полицейский

– Согласен, – сказал Мартин Бек, – это хорошая мысль.

– Только сперва сотрите этого Улльхольма, – сказал

Гюнвальд Ларссон, – а то выставим себя на всеобщее посмешище. – Он огляделся по сторонам. – А где этот желторотый Монссон?

– Наверное, заблудился, – ответил Колльберг. – Все же надо было объяснить ему, как туда добраться. – Он тяжело вздохнул.

Вошел Эк, в задумчивости поглаживая свои серебристые волосы.

– Что там еще? – спросил Мартин Бек.

– Газеты жалуются, что не получили фотографии того мужчины, которого до сих пор не опознали.

– Ты ведь сам знаешь, как он выглядел на этой фотографии, – сказал Колльберг.

– Да, но…

– Погоди, – перебил его Меландер. – Можно дать описание. Возраст тридцать пять-сорок лет, рост метр семьдесят один, вес шестьдесят девять килограммов, сорок второй размер обуви, глаза карие, шатен. Имеется шрам после удаления аппендикса. Темные волосы на груди и животе. Старый шрам на стопе. Зубы… нет, об этом лучше не упоминать.

– Я отправлю им это, – выходя сказал Эк.

Примерно минуту все молчали.

– Фредрику удалось кое-что установить, – наконец сказал Колльберг. – Оказывается, Стенстрём уже сидел в автобусе, когда проезжал по Юргордсброн. Следовательно, он ехал из Юргордена.

– За каким чертом его туда понесло? – удивился Гюнвальд Ларссон. – Вечером? В такую погоду?

– Я тоже кое-что выяснил, – сказал Мартин Бек. – Вероятнее всего, он не был знаком с той медсестрой.

– Это точно? – спросил Колльберг.

– Нет.

– На Юргордсброн он был один, – добавил Меландер.

– Рённ тоже кое-что установил, – сказал Гюнвальд

Ларссон.

– Что именно?

– То, что «днрк» означает «я не узнал его», я уже не говорю о человеке по фамилии Акальсон…

Это было все, что удалось установить в среду, пятнадцатого ноября.

Шел снег. Падали большие мокрые хлопья. Уже было совершенно темно.

Конечно, фамилии Акальсон нет. По крайней мере, в

Швеции.

В четверг им вообще ничего не удалось установить.

В четверг вечером, когда Колльберг вернулся к себе домой на Паландергатан, было уже больше одиннадцати.

Жена читала, сидя у торшера. На ней был коротенький халатик, она устроилась в кресле, поджав под себя ноги.

– Привет, – поздоровался Колльберг, – Ну, как там твои курсы испанского?

– Естественно, никак. Даже смешно представить себе, что вообще можно чем-то заниматься, будучи женой полицейского.

Колльберг нс ответил. Он быстро разделся и отправился в ванную. Побрился, принял душ, долго обливался водой, надеясь, что разъяренный сосед не позвонит в полицию и не обвинит его в том, что, пустив воду, он нарушил ночную тишину. Потом он надел купальный халат, пошел в комнату и, усевшись напротив жены, принялся задумчиво смотреть на нее.

– Давненько я тебя не видела, – сказала она, не поднимая глаз от книжки. – Как там у вас дела?

– Паршиво.

– Жаль. Просто не верится, что в центре города в автобусе кто-то может застрелить несколько человек, просто так, без всякой причины. А в это время полиция не находит ничего лучше, как устраивать глупейшие облавы. Это просто удивительно.

– Да, – согласился Колльберг. – Это в самом деле удивительно.

– Кроме тебя, есть еще хотя бы один человек, который тридцать шесть часов не был дома?

– Возможно, есть.

Она продолжала читать, а он молча сидел минут десять, может быть, даже пятнадцать, не сводя с нее глаз.

– Что это ты так на меня уставился? – спросила она, по-прежнему не глядя на него, но в голосе у нее появились веселые нотки.

Колльберг не ответил, и со стороны казалось, что она целиком погрузилась в чтение. Она была темноволосая и кареглазая, с правильными чертами лица и густыми бровями. Она была на четырнадцать лет моложе него, недавно ей исполнилось двадцать девять, и она, как и всегда, казалась ему очень красивой. Наконец он сказал:

– Гюн?

Впервые с того момента, как он вошел в дом, она посмотрела на него, со слабой улыбкой и бесстыдным чувственным блеском в глазах.

– Да?

– Встань.

– Пожалуйста.

Она загнула уголок страницы, до которой успела дочитать, закрыла книгу и положила ее на подлокотник кресла. Поднялась и встала перед ним, не сводя с него взгляда, опустив руки и широко расставив босые ноги.

– Отвратительно, – сказал он.

– Что отвратительно? Я?

– Нет. Отвратительно, когда загибают страницы книги.

– Это моя книга, – сказала она. – Я купила ее за свои собственные деньги.

– Разденься.

Она подняла руку к воротнику и начала расстегивать пуговицы, медленно, одну за другой. По-прежнему не отводя от него взгляда, она распахнула легкий халатик и сбросила его на пол.

– Повернись, – сказал он.

Она повернулась к нему спиной.

– Ты красивая.

– Благодарю. Мне так стоять?

– Нет. Спереди ты лучше.

– Неужели?

Она повернулась кругом и посмотрела на него с тем же самым вызывающим выражением лица.

– А на руках ты умеешь стоять?

– Во всяком случае умела до того, как с тобой познакомилась. Потом в этом уже не было необходимости. Попробовать?

– Не нужно.

– Но я могу это сделать.

Она подошла к стене, наклонилась и встала на руки, головой вниз. Внешне без всякого труда. Колльберг с интересом глядел на нее.

– Мне так стоять? – спросила она.

– Нет, не нужно.