Розанн. Смеющийся полицейский

– Но я охотно буду стоять, если это тебя развлекает.

Если я потеряю сознание, прикрой меня чем-нибудь.

Набрось на меня что-нибудь сверху.

– Нет, не нужно, встань.

Она ловко встала на ноги и бросила на него взгляд через плечо.

– А если бы я сфотографировал тебя в таком виде, –

спросил он; – что ты на это сказала бы?

– Что ты подразумеваешь под словами «в таком виде»?

Голую?

– Да.

– Вверх ногами?

– Предположим.

– У тебя ведь нет фотоаппарата.

– Действительно, нет. Однако это неважно.

– Конечно можешь, если у тебя есть такое желание. Ты можешь делать со мной все, что тебе заблагорассудится. Я

ведь уже сказала тебе это два года назад.

Он не ответил. А она по-прежнему стояла у стены.

– А что ты сделал бы с этими фотографиями?

– Вот в этом-то все и дело.

Она подошла к нему и сказала:

– Теперь, по-моему, самое время спросить, зачем, собственно, тебе все это нужно. Если ты хочешь переспать со мной, то у нас ведь есть прекрасная кровать, а если она тебя уже не устраивает, то диван тоже замечательный. Мягкий и пушистый. Я сама его сделала.

– У Стенстрёма в письменном столе была целая кипа таких фотографий.

– На работе?

– Да.

– Чьих?

– Его девушки.

– Осы?

– Да.

– Наверное, это было не слишком приятное зрелище?

– Ну, я бы не сказал.

Она нахмурила брови.

– Вопрос в том, зачем они понадобились, – сказал

Колльберг.

– Разве это имеет какое-нибудь значение?

– Не знаю. Но я не могу это объяснить.

– Может, ему просто нравилось разглядывать их.

– Мартин тоже так говорит.

– По-моему, гораздо благоразумнее было бы иногда приезжать домой и смотреть живьем.

– Мартин тоже не всегда проявляет благоразумие.

Например, он беспокоится о нас с тобой. По нему это видно.

– О нас? Почему?

– Наверное, потому, что тогда, в пятницу вечером, я вышел один.

– А он что, никогда не выходит из дому без жены?

– Тут что-то не так, – сказал Колльберг. – Со Стенстрёмом и теми фотографиями.

– Почему? У мужчин бывают разные причуды. Она хорошо выглядела на тех фотографиях?

– Да.

– Очень хорошо?

– Да.

– Знаешь, что мне следовало бы сказать?

– Да.

– Но я этого не скажу.

– Не скажешь. Это я тоже знаю.

– Что же касается Стенстрёма, то, возможно, он хотел показать фотографии приятелям. Похвастать.

– Вряд ли. Он не был таким.

– А зачем ты вообще ломаешь себе над этим голову?

– Сам не знаю. Может быть, потому, что у нас нет никаких мотивов.

– А это, значит, ты называешь мотивами? Думаешь, кто-то застрелил Стенстрёма из-за этих фотографий? Зачем же в таком случае ему понадобилось убивать еще восемь человек?

Колльберг долго смотрел на нее.

– Верно, – сказал он. – Резонный вопрос.

Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Может быть, ляжем, – предложил Колльберг.

– Прекрасная мысль. Я только приготовлю бутылку для

Будиль. Это займет максимум тридцать секунд. Согласно инструкции. Увидимся в постели. А может, на полу или в ванне, где тебе угодно.

– В постели.

Она пошла в кухню. Колльберг встал и погасил торшер.

– Леннарт!

– Да?

– Сколько лет Осе?

– Двадцать четыре.

– Ага. Вершины сексуальной активности женщина достигает между двадцатью девятью и тридцатью двумя годами. Так утверждает американский сексолог Кинси.

– А мужчина?

– Около восемнадцати лет.

Он слышал, как она размешивает кашу в кастрюльке.

Потом она добавила:

– Но для мужчин это определено не с такой точностью, у них бывает по-разному. Если, конечно, это может тебя успокоить.

Колльберг наблюдал за своей женой через приоткрытую дверь кухни. Его жена была длинноногой женщиной с нормальной фигурой и спокойным характером. Она была именно такой, какую он всегда искал, но эти поиски заняли у него больше двадцати лет, и еще один год дополнительно понадобился ему для того, чтобы наконец решиться.

Она уже едва себя сдерживала, ей трудно было спокойно стоять на одном месте.

– Тридцать секунд, – пробормотала она. – Бессовестные лгуны.

Колльберг улыбнулся в темноте. Он знал, что через минуту сможет наконец забыть о Стенстрёме и красном двухэтажном автобусе. Впервые за последние три дня.

Мартину Беку не понадобилось двадцать лет для того,

чтобы найти себе жену. Он познакомился с ней шестнадцать лет назад, она сразу же забеременела, и они так же быстро поженились.

Сейчас она стояла в дверях спальни, словно «мене, текел21», в помятой ночной рубашке, со следом подушки на лице.

– Ты кашляешь и сморкаешься так, что весь дом просыпается, – сказала она.

– Извини.

– И зачем ты куришь ночью? У тебя ведь и без того горло болит.

Он погасил сигарету и сказал:

– Мне жаль, что я разбудил тебя.

– Это не имеет значения. Самое главное, чтобы ты снова не подхватил воспаление легких. Будет лучше, если завтра ты останешься дома.

– Мне трудно это сделать.

– Пустые слова. Если ты болен, значит, не можешь работать. Надеюсь, в полиции есть еще кто-то, кроме тебя. К

тому же, по ночам ты должен спать, а не читать старые рапорты. То убийство в такси ты никогда не раскроешь.

Уже половина второго! Убери эту потрепанную старую тетрадь и погаси свет. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – машинально сказал Мартин Бек, обращаясь к уже закрытой двери спальни.