Розанн. Смеющийся полицейский

Стенстрём. – Соня просто чудо. Ты бы только видел, как она вскружила ему голову. Мы погуляли по Кунгсгатан, перешли через мост и теперь бродим по Старому Городу.

– Ты только не спугни его.

– Можешь не опасаться. Он ходит, как лунатик, не видит и не слышит ничего, что происходит вокруг. Ну, я побегу, а то еще потеряю его.

Ольберг ходил по комнате.

– Для нее это занятие приятным не назовешь, – наконец сказал он.

– Она справится с ним одной левой, – заверил его

Колльберг, – запросто. Все будет в полном порядке, лишь бы Стенстрём не напортил. – Он подумал и добавил: – Нет, Стенстрём в таких делах гений.

Мартин Бек ничего не говорил.

Настенные часы показывали две минуты третьего, когда Стенстрём снова позвонил.

– Мы на Фолькунгсгатан. Он идет куда глаза глядят, не останавливается, не смотрит по сторонам. Выглядит каким-то апатичным.

– Продолжай, – сказал Мартин Бек.

Мартина Бека трудно было вывести из себя, но после сорокапятиминутного ожидания в абсолютной тишине, он вскочил и выбежал из комнаты.

Ольберг и Колльберг посмотрели друг на друга.

Колльберг пожал плечами и начал расставлять шахматные фигуры.

Мартин Бек ополоснул лицо и руки холодной водой, тщательно вытерся полотенцем. Когда он шел по коридору, открылась дверь и полицейский с засученными рукавами крикнул, что ему звонят. Это была его жена.

– Я не видела тебя уже целую вечность и к тому же теперь даже не могу до тебя дозвониться. Что, собственно, происходит? Когда ты придешь домой?

– Не знаю, – устало сказал он. Она начала снова, голос у нее сорвался и стал визгливым. Он перебил ее на полуслове.

– У меня сейчас нет времени, – разозлился он. – До свидания. Не звони мне больше.

Ему стало стыдно за свой тон, но он только пожал плечами и пошел к двум своим шахматистам.

В третий раз Стенстрём позвонил с Шепсброн. Было без двадцати пять.

– Только что он зашел в ресторан. Сидит один в уголке и пьет пиво. Мы излазили весь Сёдермальм. Он по-прежнему странно выглядит.

Спазм в желудке напомнил Мартину Беку, что целый день у него не было ни крошки во рту. Он послал за едой в автомат напротив полицейского участка. После того, как они поели, Колльберг уснул, скрючившись в кресле, и начал храпеть. Когда зазвонил телефон, он вздрогнул и проснулся. Было семь часов.

– Он все время сидел там и выпил четыре бокала пива.

Теперь возвращается в центр. Идет еще быстрее, чем раньше. Как только появится возможность, я позвоню.

Стенстрём говорил запыхавшись, словно ему пришлось бежать, и положил трубку раньше, чем Мартин Бек успел хоть что-то сказать.

– Он идет туда, – заявил Колльберг.

Следующий разговор состоялся в половине восьмого, он был еще короче и такой же односторонний.

– Энгельбректсплан. Идет по Биргер-Ярлсгатан все быстрее и быстрее.

Они ждали. Переводили глаза с часов на телефон. Пять минут девятого. В голосе Стенстрёма звучало разочарование.

– Он повернул на Эриксбергсгатан и перешел через виадук. Мы идем сейчас по Оденгатан в направлении

Оденплан. Похоже на то, что он направляется домой и уже не спешит.

– А черт! Позвони, когда он придет домой.

Не прошло и получаса, как Стенстрём снова позвонил.

– Он пошел не домой, а дальше, по Уппландгатан.

По-моему, он вообще не знает, что такое усталость. Просто идет вперед и вперед. Я уже ног под собой не чувствую.

– Откуда ты звонишь?

– С Северного вокзала. Он сейчас проходит мимо Городского театра.

Мартин Бек думал о мужчине, который сейчас шел мимо театра. О чем он думает? Думает ли вообще, или просто ходит и ходит, подгоняемый каким-то темным импульсом? Что он чувствует? Уже более восьми часов он бродит по городу, не обращая внимания на то, что происходит вокруг, погруженный в себя, сосредоточенный на какой-то мысли или на созревающем решении.

В течение следующих трех часов Стенстрём звонил четырежды из разных мест. Бенгтссон держался поблизости от Эриксбергсплан, но ни разу не подошел к дому.

В половине третьего Стенстрём сообщил с Рёрстрандгатан, что Фольке Бенгтссон наконец пошел домой и свет в его квартире сразу же погас.

Мартин Бек велел Колльбергу сменить своего коллегу.

В воскресенье, в восемь часов утра Колльберг вернулся, разбудил Ольберга, который спал на кушетке, свалился на нее сам и мгновенно заснул.

Ольберг подошел к Мартину Беку, сторожившему телефон.

– Колльберг вернулся? – спросил Мартин Бек и посмотрел на Ольберга красными глазами.

– Спит. Свалился, как сноп. Теперь там Стенстрём.

Первого сообщения они ждали всего лишь два часа.

– Он уже на улице. Идет в направлении моста на

Кунгсхольмен.

– Как он выглядит?

– Как всегда. Одет точно так же, черт его знает, может, он вообще не раздевался.

– Быстро идет?

– Нет, нормально.

– Ты выспался?

Немного. Но, конечно, не могу сказать, что чувствую себя, как супермен.

– Хорошо.

Стенстрём звонил примерно один раз в час вплоть до четырех дня. Фольке Бенгтссон гулял уже шесть часов и сделал только две коротких остановки, когда на минутку заходил в закусочные-автоматы. Он бродил по

Кунгсхольмену, Сёдермальму и Старому Городу. К дому

Сони Хансон он вообще не приближался.

В половине шестого Мартин Бек заснул у телефона.