Что же касается ее сестры, то Надежда Васильевна в отличие от Татьяны и Варвары советской тюрьмы избежала. Она профессионально занималась живописью, работала художником-исполнителем в Музыкальном театре имени Немировича-Данченко в Москве и на кинофабрике «Мосфильм», создавала иллюстрации к классическим книгам, и получалось у нее это не менее талантливо, чем писать мемуары. Однако и ей пришлось хлебнуть много горя. В середине тридцатых годов младшая дочь В. В. познакомилась с художником Михаилом Ксенофонтовичем Соколовым. То был очень незаурядный, необыкновенно одаренный, но при этом, судя по воспоминаниям, довольно конфликтный человек, старше ее на пятнадцать лет, находившийся в сложных взаимоотношениях и со своими коллегами, и с властью, и вообще с действительностью. Конечно, он был личностью совсем иного склада и масштаба, нежели муж Варвары Васильевны В. Н. Гордин, и все же нечто похожее – связь с пожилыми, болезненными, мало приспособленными к советской жизни, но очень сосредоточенными на себе творческими, эгоистичными людьми – стало их общей жертвенной женской судьбой, совсем не такой, о какой мечтал для них отец.
«От доверчивости вся наша семья погибла», – вырвалось несколько лет спустя в одном из писем Татьяны Васильевны, и хотя это было сказано по другому поводу, складывается впечатление, что розановские дочери были обречены на испытания и в браке, и в безбрачии.
В 1938 году Соколова арестовали за антисоветскую пропаганду сроком на семь лет, но – с правом переписки. В течение всего срока заключения Надежда Васильевна ему писала и поддерживала его, как могла, хотя сама, уйдя от своего мужа военного (и тут прослеживается нечто похожее на судьбу героини известного романа, только куда более прозаическое, бытовое), жила крайне трудно, не имела своего угла и скиталась по знакомым. В 1947 году, после того как Соколов освободился и получил разрешение жить в Москве, Надежда Васильевна вышла замуж за тяжелобольного, измученного мастера, скончавшегося на ее руках несколько лет спустя. Сама она пережила мужа на два года и умерла в год столетия своего отца, которое в СССР никак не отмечалось. Было ей тогда неполных пятьдесят шесть лет.
После смерти младшей сестры Татьяна Васильевна осталась единственной из прямых потомков Василия Розанова. Она жила в Загорске, все в той же небольшой комнате в коммунальной квартире, полученной еще в 1919 году после переезда с Красюковки. Среди ее друзей был учитель русского языка и литературы Сергей Александрович Волков, некогда учившийся в Духовной академии, но так ее и не окончивший, всю жизнь проработавший в школе и обучивший, как писала Татьяна Васильевна, чуть ли не половину жителей Загорска. Неудачно кратко женившийся раздражительный холостяк, выпивоха, труженик, любивший посылать своим друзьям поздравительные открытки со всеми праздниками от советских до церковных, он придумал для Татьяны Васильевны прозвище «Rosa nova», которое я и вынес в название последней главы этой книги.
Татьяна Васильевна была женщиной очень верующей, дисциплинированной, строго соблюдала все посты и уставы, и ее часто можно было увидеть в открывшейся после войны лавре на долгих монастырских службах. А жизнь вокруг менялась, постепенно налаживалась, смягчалась, однако даже «оттепель» и возвращение в русскую или в советскую литературу, пусть и в урезанном виде, произведений Булгакова, Платонова, Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Бунина и других прежде гонимых писателей не открыли дорогу сочинениям ее отца. Заклейменный при жизни своими разнообразными литературными недругами от Владимира Соловьева до Алексея Толстого, а сразу после смерти Лениным и Троцким (на ненависти к кому бы еще могли сойтись все эти замечательные люди?), Розанов по-прежнему оставался врагом, реакционером и консерватором номер один, о чем так точно, иронично и нежно написал в своем эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика» один из самых прекрасных розановских читателей Венедикт Ерофеев[150].