«Да в чем дело-то? – сдвинул брови оруженосец. – Песенка явно про любовь и такое впечатление, что обращена в мой адрес. Беренгария совсем свихнулась или я каких-то местных традиций не знаю? Вон же Ричард стоит! Мрачный, что туча грозовая».
Ричард постепенно начинал ревновать. Будучи человеком крайне импульсивным, он решил как можно быстрее поговорить с Беренгарией – извиниться за безобразную сцену, разыгравшуюся прошлым утром в гавани. Наверное, принцесса вбила себе в голову, что будущий муж заранее терпеть ее не может и осталась верна своему прежнему избраннику – у любой незамужней девицы непременно обнаружится пламенный воздыхатель. Либо же наваррка намеренно изводит Ричарда невниманием и любезностью к какому-то деревенщине, не умеющему даже правильно носить перевязь! Король на протяжении песни то краснел, то зеленел, и подумал, что с мессиром в одежде наваррского двора следует выяснить отношения. Причем немедленно!
Беренгария старалась. Ее голос становился все более проникновенным, черные глаза буквально пожирали Казакова, а осанка, для человека, знакомого с языком жестов, выражала доселе тайные, но вдруг вырвавшиеся на свободу чувства. Бертран де Борн откровенно посмеивался.
Судя по всему, Беренгария могла праздновать заслуженный триумф – ее единственного выступления хватило, чтобы завладеть симпатией всех присутствующих. К тому же начал действовать непреложный закон куртуазии: в любом состязании всегда отдается предпочтение даме, сколь не были бы достойны и талантливы ее соперники. Последний аккорд заглушили обычные восторженные возгласы.
Король Ричард не выдержал. Во-первых, молодой нахал, которому наваррская принцесса посвятила лэ, поклонился ей с невероятно спесивым видом, истолковывавшимся одновременно как проявление благосклонности или же пресыщенности. Во-вторых, Беренгария ответила этому безродному оруженосцу глубоким реверансом, мгновенно замеченным всеми дворянами.
Ричард шагнул вперед, не раздумывая. Повод для ссоры лежал на поверхности, оставалось лишь облачить его в надлежащие для рыцаря одежды. А завтра утром мессир оруженосец будет валяться на земле с пробитым острием копья горлом! Свою королевскую и мужскую честь Ричард был готов отстаивать до последнего.
– Восхитительно! Я так счастлива! Я не слышала эту песню долгие годы!
Ричард едва не наткнулся на вышедшую в середину круга матушку. Элеонора незаметно подошла к слушателям и теперь всем своим видом выражала искреннюю радость. Однако король заметил, как мать бросила на него убийственный взгляд, заставивший Ричарда остановиться на полушаге.
– Беренгария, дочь моя, весьма непростительно, что вы доселе скрывали свой талант! – причитала Элеонора, одновременно перекрывая дорогу сыну к наконец-то заметившему неладное оруженосцу. – Господа, мессиры, дамы, так кому же достанется золотой обруч короля Танкреда, предназначенный победителю?
Бертран де Борн, совсем недавно пребывавший в непреложной уверенности, что кольцо из драгоценного металла, призванное схватывать волосы, достанется именно ему, недовольно наморщил нос, но подыграл королеве-матери. У него и так хватало всевозможных призов, полученных во Франции, Аквитании и прочих странах, где ему доводилось обходить любых соперников. Менестрель быстро забрал из рук присутствовавшего здесь же представителя короля Танкреда (таковым оказался, между прочим, Гильом де Алькамо) поблескивающий глубокой желтизной обруч с единственным синим камешком, и, опустившись на правое колено, преподнес его Беренгарии.
– Моей будущей королеве! – масляно улыбнулся фаворит Ричарда. – Вы разбили нас столь же безжалостно и стремительно, как ваш будущий супруг разобьет полчища сарацин.
Беренгария молча забрала украшение и возложила поверх смолянисто-черных, гладко причесанных локонов, укрытых накидкой.