Рождение апокрифа

– Либо охладел к жене, либо она была бесплодна, – ответил Казаков, подумав.

– Именно что бесплодна! – горячо воскликнула принцесса. – Любому ребенку причиталась часть наследства. Любому – законнорожденному или нет. Теперь вообразите, как помешанные на имущественных правах бритты воспринимали незаконных детей! Супружеская измена наказывалась смертью, чтобы не вызывать кровавых раздоров из-за спора о наследстве. Артуру пришлось бы делиться своими ленами, деньгами и собственностью с семьей Ланселота, появись у последнего сын от королевы. Но Гвиневера бесплодна, значит, опасности никакой. Так они и жили. Втроем – двое друзей-соперников и одна женщина. Не делайте круглые глаза, мессир Серж, это отнюдь не куртуазная легенда от господина де Труа, а обыкновенный разбор истории с точки зрения законов.

«Девочка далеко пойдет с такими талантами… – подумал Казаков. – Насколько я понимаю, для них всех артурианский цикл – нечто святое и неприкосновенное. Беренгария подошла к чудесной легенде отнюдь не как впечатлительная красотка. Что за прокурорские замашки у человека? И вообще, я сомневаюсь в способностях Беренгарии вести себя так, как положено героиням Александра Дюма. Не думаю, что принцесса хоть раз в жизни хлопалась в обморок. Разве что, когда ей это было необходимо».

Казаков поймал себя на том, что думает не по-русски, а на норманно-французском, довольно уверенно строя мысленные фразы. Воздействие, так сказать, окружающей среды.

– Вам понравился мой рассказ? – улыбнулась принцесса. – Или вы до сих пор верите, что я похожа на бледную малокровную дурочку наподобие Изабеллы, дочери Филиппа-Августа, и способна только сидеть за вышивкой? Наварра – особенное королевство. На западе – таинственный Лангедок со всеми его мрачными чудесами, с юга и востока мы граничим с Кордовским халифатом, отчего постоянно живем в ожидании войны. Мне знакомо и мужское седло, и искусство обращения с оружием – отец говорил, что я должна уметь себя защитить. Не верите?

– Почему же?.. – начал Сергей, но Беренгария взяла со столика короткий кинжал и оборвала собеседника:

– Посмотрите, на ковре, украшающем западную стену, вышита лань, повернувшая голову к охотнику? Левый глаз не виден, зато правый…

Нежная, юная, очаровательная и благовоспитанная принцесса без всякого замаха одной ладонью запустила клинок в стену. Тело Беренгарии словно и не пошевелилось, только пальцы мелькнули. Острие ударило точно в коричневатый кружок, изображавший око маленького оленя, пробило толстый гобелен и ненадолго застряло в мягком камне. Затем кинжал со стуком свалился на пол.

– Амазонка, бля… – это выражение прозвучало на неизвестном принцессе языке. Казаков опомнился и только руками развел:

– Вы, ваше высочество, превзошли все мои ожидания. А знакомы мы всего сутки.

– О, не надейтесь! – рассмеялась принцесса. – Не думайте, ради Бога, что я в вас влюбилась. Хватит, имею опыт. Если вам интересно, сударь, то у меня был долгий непорочный роман с моим двоюродным братом, сыном графа Барселонского. Сплошные вздохи под сенью оливковых деревьев и ничего другого. Признаюсь, вздохи и с моей, и с его стороны. Отец разлучил нас – римский престол никогда не дал бы согласия на брак между столь близкими родственниками. И это повредило бы короне, признаться… Я была тогда слишком молода и впечатлительна.

– Сколько же вам лет, ваше выс… Беренгария?

– В следующем месяце – восемнадцать. Почти старая дева, не правда ли? Все мои ровесницы, дочери не столь бедных и провинциальных королей, вышли замуж четыре или пять лет назад. Я досталась Ричарду только потому, что англичанину все равно, кем будет его супруга. К тому же он старше меня на четырнадцать лет. Понимаете?

– Не понимаю, – Казаков откровенно не желал признавать очевидное.

– Если вы, мессир, полагаете, что я девственница, то ошибаетесь, – чересчур уж недвусмысленно заявила Беренгария. – Бог мой, только не краснейте! Я думаю, что вам это не свойственно. Постойте, по-моему, вы смущаетесь вовсе не от того, что я с вами говорю вызывающе и открыто. И не потому, что вы иностранец, плохо знакомый с обычаями. Почему же? Любой другой мужчина понял бы меня еще тогда, когда велся разговор о Ланселоте и Гвиневере.

– Наверное, я тупой, – Сергей уже не представлял, что делать. Конечно, Беренгария знает, чего она хочет, она красива, умна… Но, черт побери, завести лирическую интрижку с принцессой, предназначенной в жены королю Англии? И не какому-нибудь там Эдуарду Второму, а самому Ричарду Львиное Сердце? Что ей теперь прикажете говорить? Пардон, мадемуазель, но я дал обет хранить верность своей Прекрасной Даме (какой еще «даме»?) и не пошли бы вы подальше со своими претензиями?

– Почему именно я?

– Есть люди, которые мне нравятся, – наклонила голову Беренгария. – Вы слишком необычны, шевалье. Приехали издалека, внешность весьма нетривиальная – надоели белокурые норманны и черноглазые кастильцы.

«Отелло на тебя нет! – рассмеялся про себя мессир оруженосец. – Судя твоим словам о „необычности“, ты завела бы роман и с сарацином, и с негром».