Пандора с усталой улыбкой прислушивалась к суетливой болтовне Лины. Воспоминания о сновидении постепенно угасали, растворялись в памяти, оседая где-то на дне души.
— Мне такой сегодня сон снился! О, боги! — воскликнула служанка, собирая одежду в стирку.
Пандора вздрогнула.
— Что с тобой, милая? Ты в порядке?
— Мне сегодня тоже снилось… — Пандора закусила губу, коря себя за болтливость.
Но Лина уже принялась ее расспрашивать, и девушка уступила.
— Снилось странное. Я была и собой, и своей мамой. Я была беременна, и я была у нее в животе…
Лина перестала улыбаться. По тону Пандоры она поняла, что сон был невеселым. Служанка сочувственно вздохнула, присела рядом с девушкой и взяла ее за руку.
— И что потом? — спросила простодушно.
— Потом жрица, которая учила меня и мою маму, произнесла пророчество.
— Пророчество? Всемогущие боги!
Пандора молчала, глядя куда-то в пустоту. Лина тихо сидела рядом.
— Когда я была маленькой, мама часто рассказывала мне об этом. Честно говоря, это почти единственное, что я помню о матери.
Служанка всплеснула руками:
— Так это было на самом деле?
— Незадолго до моего рождения, на торжественном гадании накануне священных Тесмофорий, жрица произнесла пророчество женщинам, среди которых была моя мама. Никто не знает, о ком было пророчество. Но мама всегда была уверена, что оно было про меня. Именно поэтому мне дали это имя.
— Великий Громовержец! — в голосе Лины смешались ужас и восторг. — И что предрекла богиня?
— Неважно, — помотала головой Пандора. — Теперь я просто рабыня… и никто не спасет мой город.
Лина сочувственно погладила девушку по волосам:
— А господин Алексиус велел поставить герму у входа в дом и алтарь во дворе. Герма уже стоит, а после полудня из Диона привезут алтарь. Здорово?
Пандора только вздохнула.
Леша брел по дороге в сторону мастерских. Его ждали дела: организация ремонта, инвентаризация склада и серия экспериментов с ингредиентами для нового рецепта клея… Он вздохнул, вспоминая недавнее происшествие. Да… Нужно, в конце концов, выделить время и написать инструкцию по технике безопасности, продумать систему штрафов за нарушения… Но все же хорошо управлять делом, приносящим десятикратную прибыль. Появляется право на ошибку… Хотя, конечно, это расхолаживает людей. С другой стороны, сейчас KPI соответствует расчетным показателям. А что еще нужно?
Ему никак не удавалось настроиться на деловой лад. В голову лезли мысли о Пандоре. Он остановился и зачем-то сорвал ромашку, росшую на обочине. Поднес цветок к лицу и глубоко втянул терпкий аромат. Усмехнулся и невольно начал отщипывать тонкие белые лепестки. Любит — не любит, плюнет — поцелует… Сердце кольнуло тоской, рука, сжимающая цветок, безвольно упала. Что он чувствует к Пандоре? Не пора ли признать, что влюбился в нее, и, похоже, уже давно…
Любовь… Что значит это в его положении? Еще одна нестерпимая боль и неподъемная ноша? Он не может, не должен любить! Он должен совершить невозможное — изменить судьбу мира! Но можно ли спасти мир, если не можешь спасти одного человека?.. И в чем будет заключаться это спасение?..
Нет! Он не должен думать об этом. У него есть долг, и он давно принял решение. Невыносимо тяжелое, болезненное решение. Только так можно построить новый мир…
Леша заметил, что все еще сжимает ромашку в ладони. На ней осталось всего несколько лепестков. Любит — не любит, любит — не любит, любит — не любит… Любит… Как это глупо! Он стиснул зубы, отбросил желтую сердцевину цветка и ускорил шаг.
Кризис миновал. У Пандоры еще было несколько приступов горячки, но они протекали гораздо легче. Она провела в постели десять дней. Девушка уже изнывала от скуки и упрашивала врача скорее разрешить ей вставать. Но тот был непреклонен.
Устав от безделья, Пандора напомнила Алексиусу про рукопись. Он ухватился за это предложение и по вечерам приходил к ней незадолго до заката. Вместе они работали над текстом. Черновики она исчеркала вдоль и поперек. Но затем решила перечитать все, сосредоточившись на смысле текста.