Но даже здесь, на одной из четырёх сохранившихся после бомбёжки крыш обсерватории нельзя было спрятаться от запаха смерти. Трупная вонь плотным одеялом укрывала всю впадину. Бэар разрешил убрать тела лишь тех погибших, которые находились в выбранных им комнатах, но хоронить их он запретил категорически. Пришельцы не должны узнать о спасшемся отряде, и каждый выживший телохранитель это понимал. Нельзя хоронить тела, нельзя даже их трогать, чтобы не выдать себя. Но как заставить не смотреть? Все они были друзьями, собратьями, знали друг друга, жили под одним куполом, и сейчас вынуждены были наблюдать за тем, как эти же друзья, разорванные, погребённые в обломках, разлагались под окнами их убежища, не отомщённые, убитые.
Кем? За что? Зачем? – это были уже второстепенные вопросы. Энлиль чувствовал в своих спутниках не желание этих ответов, а уже знакомое ему состояние – стремление к мести. Оставаться с ними рядом для того, кого эта жажда переполняла сполна, было опасно, и предводитель наёмников после прихода к школе старался держаться в стороне, не только от телохранителей, но и от Энки.
Контроль не возвращался, но он более не порывался придушить того парня, которого оставил возле Кали приглядывать за ней, и который даже не заметил её тихой смерти. В командире бурлило ещё столько противоречий. Горечь утраты отступала, оставляя только пустоту. Энлиль не понимал, как успел настолько привязаться к девушке, которую не знал, но думать о ней дальше было глупо, бессмысленно и горько. Каждый раз возвращаясь мыслями к Кали, он видел её вымотанный уже изуродованный смертью облик. И хоть он действительно знал её не более суток, Кали была достойна того, чтобы жить в его памяти удивительным и прекрасным созданием, коим она ему казалась. Именно такой облик он и стремился удержать, отсеивая всё остальное на завтрашний день, которого могло и не быть.
Присутствие Энки он ощутил интуитивно, позволив другу подойти и сесть рядом. Оба молчали и понимали, как бессмысленны уже стали любые слова. Единственной здравой мыслью, которая ещё оставалась в их головах и не окрашивалась в месть, было желание разобраться в случившемся. И даже если им удастся выбраться отсюда и привести армию Республики, оба начинали понимать, что на этом ничего не закончится. Нечто куда более масштабное, нежели вторжение в сокровищницу, нависло над планетой и страной. Нечто, от них уже практически не зависящее. Так и не заговорив о том, что тревожило обоих, Энки лишь на мгновение взглянул на друга перед уходом.
– Хоннор очнулся. Зовёт нас. Он ищет добровольцев для разведки. Я уже дал согласие.
Дождавшись замены на посту, Энлиль молча последовал за ним.
…
Хоннор с трудом справлялся с плохо подживающими ожогами, но от дополнительной дозы препаратов отказался. Лекарство туманило рассудок, переворачивало всё с ног на голову, а последняя сейчас нужна была ему ясной. Как мог, Хоннор сдерживал не только боль изувеченного тела. Впервые очнувшись после ранения, он ещё не до конца осознавал случившееся, теперь же, когда разум его очистился от галлюцинаций, он вдруг понял, что преследующие его видения оказались не игрой возбуждённого воображения, а правдой, масштаб которой пугал, и боль этой правды была в разы сильнее боли физической.
Собрав рассказы всех телохранителей, он выстроил рваную цепочку тех событий, оборвавшуюся для него в самом начале, после ранения. Он видел своих подчинённых, он понимал, что те не врут. Никто не мог сказать наверняка, остался ли в живых ещё хоть кто-то на территории комплекса, или же он полностью наполнен лишь пришельцами. И никто не мог дать ответа, что именно привело сюда захватчиков: воровство, уничтожение, иные цели? Возможно, их небольшой отряд – единственный, кому пока удалось уйти от пришельцев, и этого не произошло бы без помощи двух наёмников. Хоннор сразу отметил, что уже встречал обоих, но сейчас было не время и не место гадать. Ему хватило короткого отчёта от Бэара и его оценки. Судить же бывших военных, оставивших службу ради такой жизни, Хоннор не имел права. Каждый уцелевший боец – всё, что оставалось у защитников сокровищницы, и не важно, кто он.
К тому же наёмники имели преимущество перед телохранителями – опыт разведки. Хоннор не мог им приказывать. Он собирался переступить через себя и просить их помощи, но те предложили её сами. Это удивило бывшего адмирала. Не то что бы он смешивал весь наёмничий сброд в один котелок. Но среди представителей этого промысла редко встречались те, кто соглашался рискнуть собой ради других. Что не удивило Хоннора, так это реакция Бэара, вызвавшегося быть проводником. Скрипя зубами, он не стал спорить с сыном и отговаривать.
Получив разрешение командира, Бэар, не дожидаясь пока отец передумает, что уже читалось на его лице, быстро увёл наёмников из полуразрушенного убежища, направившись вглубь комплекса, туда, где располагалось сердце сокровищницы – её Хранилища.
…