Рождение Чарны. Том 1. Шпионы Асмариана

Перед моим взором раскинулись Шатры — самое безумное и яркое место города-государства. Буйство всех возможных цветов, диковинной музыки и резких голосов поражало необычностью и неуместностью. Проходящие мимо люди презрительно кривили носы и ускоряли шаг — такого праздника жизни, таких разнузданных гуляний не должно быть в их опрятном и благопристойном городе. Майло, тем временем, рассказывал, что Друиды и Правители десятки раз предпринимали попытки избавиться от гноя «шатровых поселенцев», но что-то постоянно им мешало. Самих жителей шатров их полубеспризорное положение абсолютно не заботило. Они шили себе безумных расцветок и фасонов одежду, играли и пели, славили «ложных богов», гадали и варили зелья, торговали с окружающим их миром не только своими товарами и умениями, но и телами. Потому мост был назван в честь тех бастардов, которые, не зная своих высоких отцов, навсегда остались в кругу грязных тира́нти.

Майло, как представитель «чистой» категории населения, смотрел настороженно на увязавшихся за нами худеньких шатровых детишек. А у меня не получилось сдержать улыбку. Захотелось сорвать дикорастущий цветочек и подарить его особенно красивой девчушке с огромными серыми глазищами, но Майло заметивший мой порыв, отрицательно покачал головой. Он тут же предложил взять его под руку, и мы с удвоенной скоростью направились по следу из снежинок. Расстроенная девочка грустным взглядом проводила наши спины. Она, как и я, не понимала и не принимала неравенства, царившего в Асмариане, но уже успела почувствовать на себе всю его несправедливость.

Охотник думал напугать меня этим местом. Однако лишь пробудил интерес и неуемное любопытство. В общем, зря он это сделал. Теперь я решила как-нибудь прокрасться сюда самостоятельно и познакомиться с новым диковинным миром.

Ведомые магией, мы пересекли Прибрежный район и добрались до третьего на нашем пути моста. «Мост Падших» — обозначил его Майло, ступая по шатким деревянным опорам. В тот раз, когда мы стремглав неслись верхом к горящему дому Ариэна, я даже не успела заметить всей его хрупкости. По гнилым доскам приходилось ступать как можно аккуратно, чтобы не провалиться вниз, в загаженные воды реки Сареттины.

— Ну, как я и предполагал, — хмуро произнес охотник. — Бедняцкий район.

Я кивнула. Смутные догадки, что поиски, так или иначе, приведут нас сюда, одолевали меня еще с ночи и теперь становились все более реальными.

Чем дальше вглубь района мы продвигались, тем меньше нам хотелось здесь находиться. Из жалких хибар непрестанно выглядывали чумазые лица тощих детей и тут же вновь прятались за разбитыми, кое-как занавешенными окнами. Повсюду встречались хромые и убогие старики. Они плели корзины на завалинках, погоняли жалкий худой скот, медленно вспахивали поля, самостоятельно впрягаясь в плуг. Мы заметили даже несколько группок медитирующих людей — единственных, кто не обратил на нас неприязненного, полного злобы взгляда. Дорога, по которой мы шли, почти заросла свежей травкой, такой же слабой и нежизнеспособной, как и жители района. Дома, деревья, заборы, утварь, люди и животные — на всем виднелся грубый, как клеймо, отпечаток крайней бедности. Никто не задумывался о том, что можно жить по-другому — смотреться не в разбитые зеркала, есть не из разломанных и щербатых тарелок, одеваться не в лохмотья. Достоинство отверженных и ненужных «большому обществу» людей диктовало свои правила. Люди, жившие здесь, выбрали свой путь и свою долю. Да, говорили Друиды, выбор есть, но они не желают ничего менять. «Так принято. Так жили мои предки, так живу я, так будут жить мои дети», — это был девиз Бедняков, гордых и упивающихся своим положением, своим страданием не хуже самих Правителей.

Через каких-то пару минут я уже старалась не смотреть по сторонам, не ловить взгляды, не обращать внимание на изъяны. Спасаясь от копящегося вокруг раздражения, я сосредоточилась на путеводной нити снежинок. И она, быстро и легко провела нас по всему Району, выводя в заброшенные места на отшибе отшибов. Там стояла еще более давящая и гнетущая атмосфера. Не было людей и животных, способных хоть как-то оживить местность — только серость, увядание и смерть. Казалось, даже воздух здесь спертый и затхлый.

Цепь снежинок вела нас к покосившемуся деревянному дому на пригорке с развалившимся забором. Я бы сочла его заброшенным, если бы на конопляной веревке не сушилось пожелтевшее от сотен стирок заплатанное белье. Майло замедлил шаг и начал озираться, потом тихо спросил:

— Мы идем к этому дому?

— Да, заклинание ведет к нему.

— Надо свернуть, быстро.

И на ближайшей же развилке дорог мы свернули вправо и с улицы сгоревших домов вышли в более оживленную часть района. Я взглянула на мужчину, внутренне догадываясь о такой перемене. Бывалый охотник, почуяв намек на опасность, начал запутывать следы. Ответом на мой взгляд послужила мягкая улыбка и тихий шепот:

— За нами наверняка следят. Нужно принять меры.