Рождение государства. Московская Русь XV–XVI веков

Но переносить оценки ранних форм политического института на всю его последующую историю, как это делает Ключевский, и утверждать, будто «земские соборы являются крайне скудными и бесцветными даже в сравнении с французскими генеральными штатами, которые из западноевропейских представительных учреждений имели наименьшую силу», совершенно неправомерно. Хотя московские соборы, подобно шведскому риксдагу, сравнительно поздно появились на исторической арене, они, как и этот последний, обнаружили способность к быстрой эволюции. Уже в первые десятилетия XVII века полномочия соборов значительно расширились, включив в себя избрание царя, вотирование чрезвычайных налогов, а в конце 1640‐х годов — и принятие законов (я имею в виду знаменитое Соборное уложение 1649 года). Одновременно формировалась система выборов для участия в соборах. В середине XVII столетия норма представительства для провинциального дворянства составляла два человека от большого города с уездом (от небольшого города — один человек), а для посадских людей — один человек от города.

Ошибочно и противопоставление происхождения европейских представительных учреждений, вызванных к жизни, по словам Ключевского, «политической борьбой», и московских соборов, созданных будто бы просто для удовлетворения «административных нужд». На самом деле описанная выше предыстория соборов как нельзя лучше иллюстрирует тот факт, что именно политические кризисы и противоборство разных социальных групп повсеместно служили питательной почвой для зарождения и развития совещательных и представительных учреждений. Напомню, что первое упоминание о некоем прообразе будущих соборов относится к периоду соперничества Дмитрия Шемяки и Василия Темного за великокняжеский престол в 1446 году, а «собор примирения» 1549 года был созван юным Иваном IV для преодоления последствий острого политического кризиса, разразившегося во время малолетства государя. Новый толчок развитию соборной практики был дан в эпоху Смуты начала XVII века.

Если уж сравнивать представительные учреждения в разных странах Европы, то ни в коем случае не стоит ограничиваться двумя-тремя общеизвестными примерами, вроде английского Парламента, французских Генеральных штатов или польского Сейма. Реальная картина была намного богаче и разнообразнее. На этом фоне московские соборы отнюдь не выглядят каким-то экзотическим явлением, обнаруживая уже на ранней стадии своего развития ряд характерных «фамильных» черт.

Нет ничего удивительного в том, что соборы в течение примерно полувека после своего появления ограничивались совещательной функцией: точно так же обстояло дело и с «новорожденными» парламентами, кортесами, штатами и т. д. в других странах (но только в более ранние столетия). Ведь все они появились на свет в результате расширения королевского совета (курии), подобно тому как московские соборы возникли благодаря расширению государевой Думы, заседания которой стали проводиться совместно с Освященным собором, а затем и с приглашенными на совещания дворянами, посадскими людьми и купцами. Состав и функции соборов расширялись (как это происходило и с парламентами) по мере изменения социально-политической обстановки.

Важно также правильно понимать природу представительства в изучаемую эпоху. Избирательная система формировалась медленно и, по нашим меркам, была весьма далека от идеала. Даже применительно к английскому Парламенту XVI века исследователи говорят не об «элекции» (конкурентных выборах), а о «селекции» — отборе подходящих кандидатов. И тем не менее депутаты Парламента считались полномочными представителями английской нации, всего королевства. Участники ранних московских соборов, хотя они не были избраны населением, а приглашены от имени царя или отобраны каким-то образом, говорили уверенно и не по шаблону, чувствуя за собой поддержку своей «братии», — именно такое впечатление производят речи торопецких или луцких помещиков на соборе 1566 года.

Уже самые первые московские соборы представляли собой государственные совещания. Они приобщали к вопросам внешней и внутренней политики сотни людей — вплоть до рядовых помещиков и купцов. Тем самым резко расширялась сфера публичной политики. Это уже не были совещания «сам-третей» у постели, за которые упрекал Василия III строптивый сын боярский Берсень Беклемишев[14]. Формирование публичной политики, вовлечение в нее не только царских советников и бюрократов, но и представителей духовенства, дворянства и других влиятельных социальных групп — одна из примет возникающего модерного государства, которое строилось не только «сверху», но и «снизу».

«Судебник исправити по старине»: Специфика реформаторства XVI века