Вот эта своеобразная комбинация древних сословных распрей, нового классового антагонизма и внешних осложнений и определила сложный характер обстановки, породившей гераклейскую тиранию. Соответственно и сама эта тирания должна была отличаться существенным своеобразием. Априори мы можем ожидать здесь сплетения самых разнообразных черт социальной диктатуры, цезаристского режима и «национальной» монархии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Завершая обзор становления классового общества, города и государства у древних греков, отметим еще раз, в общей форме, главные особенности как самого исторического процесса, так и его конечных результатов. Рождение цивилизации у греков свершилось не вдруг, не в результате одного резкого качественного скачка, а долгим и трудным путем. Фактически оно произошло в два этапа: на первом —микенском — движение завершилось катастрофой, но достижения этого этапа не пропали совершенно и послужили основанием для более стремительного и успешного продвижения во второй раз, в век архаики. При этом, по крайней мере здесь, на второй стадии, развитие протекало в острой внутренней борьбе. Проснувшись от летаргии Темных веков, греческое общество решительно покончило с наследием прошлых эпох, с пережитками микенского (традиции авторитарной монархической власти) и еще более древнего родового строя (засилье знати). Переход — теперь уже окончательный — на стадию цивилизации свершился в ходе подлинной социальной революции, важнейшей движущей силой которой был демос — широкая народная группировка, сумевшая сломить сопротивление цеплявшейся за свои наследственные привилегии родовой знати и построить новое, гражданское общество.
При этом, соответственно обстоятельствам и уровню исторического развития, политическое творчество греков в архаическую эпоху оказалось отмечено рядом весьма своеобразных черт. Именно следует подчеркнуть, что их новое общество явилось в известном смысле модификацией древнего, естественно сложившегося этнического единства; что формирование у них новых порядков было следствием столько же стихийно развивавшихся социальных конфликтов, сколько и сознательных политических урегулирований; и что свободное состояние исконных членов общины, ставших гражданами, было обеспечено укоренившейся и узаконенной практикой обращения в рабство чужеземцев.
Вообще интерес представляет не только самое объективное историческое движение, запечатлевшееся в определенных общественных явлениях, событиях и институтах, но и его субъективно-психологическая мотивация и окрашенность. В этом плане историческое своеобразие движения греков к цивилизации нашло отражение в таких особенных, выработанных жизнью и ставших чертами национального характера, явлениях, как ярко выраженная склонность к соперничеству и состязанию, или то, что с легкой руки немецких ученых стали называть агональным духом (от άγών — состязание), как, далее, повышенная роль традиции и рационализма.
Корни агонального духа восходят к первобытной поре, к элементарному состязанию членов родового коллектива, в особенности в моменты инициаций, при переходе из одной возрастной группы в другую. Стойкое сохранение у греков этой черты объясняется длительным сохранением самой питавшей ее среды — общины. И в микенское, и в гомеровское время община оставалась основной социальной ячейкой, по крайней мере для большинства народа. Правда, в микенскую эпоху сельские общины подпали под опеку дворцов, а в гомеровское время они также, в конце концов, оказались под властью знати. С ограничением социального равенства утеснению подвергся и агональный дух —он стал по преимуществу проявлением аристократической доблести (άρετή). Однако с трансформацией позднеродовой общины в гражданское общество вновь обретенное всеми членами этого общества равенство привело к возрождению и общей компетитивности, соревновательности (φιλοτιμία), что составляет неотъемлемую черту всякого, более или менее основанного на принципах равенства, коллектива. И если в архаическую эпоху эта агональная наклонность поощряла социальную смуту, то в классическое время, в эпоху сравнительной стабилизации греческого общества, она оказалась мощным импульсом политического и культурного творчества.[392]